И кстати, мне ведь понравилось!..
–Правда,– сказала я.– И пожелать счастливого пути.
Улыбка его стала шире.
–Спасибо.
Я приподнялась на цыпочки и чмокнула его в щеку.
–Тебе спасибо! За вчерашнее… и вообще. Ты настоящий друг.
Артем окаменел. Повторил медленно:
–Друг?
Обнял мое лицо ладонями – и быстро поцеловал. В губы.
–Ань, я…
«Внимание!– произнес в громкоговорителе равнодушный женский голос.– Заканчивается посадка на скорый поезд «Альвхейм – Сурсдалир». Поезд отправляется с третьего пути. Нумерация вагонов – с хвоста поезда. Повторяю. Внимание! Заканчивается посадка…»
Артем наклонился, прижался лбом к моему лбу.
–Ладно, потом поговорим. Береги себя.
Он подхватил чемодан и запрыгнул в вагон.
Поезд загудел и медленно поплыл вдоль перрона.
–Только этого мне не хватало,– пробормотала я. Голова шла кругом.– Что на него нашло?
–Анька, ты просто дура!– вспылила Вера, которая все это время держалась в стороне и старалась не отсвечивать.– Иногда хочется взять тебя и!..
–И?– повторила я заинтригованно.
Мимо сновали люди.
–Отшлепать,– сказала Вера с досадой.– Ты ведешь себя как ребенок.
–М-да?
Вера прищурилась.
–Прячешься под одеяло,– объяснила она свою мысль.– Чтобы не видеть очевидного. Ну что ты уперлась в эту свою дружбу? Не видишь, как у мужика крышу рвет?
Я молчала. Вспоминала. Как он целовал вчера. Как дернулся от моего «друг».
Слепой я не была. Как бы – временами – ни хотелось.
–Проклятие,– выдохнула я тоскливо.– Зачем он все портит?..
–Портит?!– воскликнула Вера и вытаращила глаза.– Ань, ты совсем, да? Такой мужик по тебе с ума сходит! А ты…
–Как ты не понимаешь?– перебила я резко.– Друзья могут стать любовниками. Но бывшие любовники снова друзьями уже не станут.
Она всплеснула руками:
–Это ты мне говоришь? Я, вообще-то, со всеми тремя своими бывшими мужьями в хороших отношениях, если ты забыла.
Я дернула плечом. Перрон почти опустел, только мы двое по-прежнему спорили сердитым шепотом.
–Это другое. Мы с Артемом вместе с самого детства. Рисковать дружбой ради сомнительной интрижки? Уволь.
Вера прищурилась, тряхнула рыжей гривой.
–Интрижки? Ань, тебе напомнить, как он пытался за тобой ухаживать? Сколько вам тогда было? Лет двадцать?
–Восемнадцать, кажется,– ответила я раздраженно.– Слушай, я…
–Сейчас тебе тридцать. Двенадцать лет – не многовато ли для интрижки? Знаешь, я не лезла. Думала, это ваше дело. Но, Ань, хватит уже издеваться над мужиком, а?
Я зажмурилась до ярких кругов перед глазами. Сказала глухо:
–Я не хочу его потерять.
–Э-м-м. Поправь меня, если я ошибаюсь. Ты не хочешь его потерять, поэтому делаешь все, чтобы отдалиться? Ань, ну что за детский сад?
Я молчала, потому что крыть было нечем.
–Просто боюсь,– созналась я наконец.– Что не получится, что будет хуже…
–Отлично,– одобрила Вера язвительно.– Поздравляю, ты махом перепрыгнула из детсадовца в старушку. Ань, это только у стариков впереди уже ничего хорошего не будет. И то возможны варианты. А ты молодая красивая женщина. Так откуда этот пессимизм?
–Профессиональное,– пожала плечами я.– Знаешь, сколько несчастливых семей проходит перед моими глазами?
–А умирают вообще все. И что теперь, ложиться и ждать смерти? Ладно, мне надоело. Хочешь прятать голову в песок – валяй!
Она швырнула в урну носовой платок и быстро пошла прочь…
* * *
Выходные я провела, отключив все телефоны и дверной звонок. Только родителей предупредила и шикнула на Ната, который сунулся с расспросами.
Домовой надул губы и удрал на кухню, где с расстройства гремел посудой.
Я же прикидывала варианты. Смотреть грустное кино, рыдать и лопать мороженое? Выпить успокоительного и проспать все выходные? Звонить и жаловаться подругам?
К йотуну!
Я решительно распахнула гардероб. Что тут у нас?
Целый ворох платьев, костюмов, блузочек, половину из которых я уже толком и не помнила. Они были в полном порядке (этим занимался Нат), но некоторые просто вышли из моды, другие надоели, а третьи не сочетались с моим нынешним стилем.
Следовало разобрать все это богатство и определиться, что выкинуть, а что продолжать носить. Заодно будет повод купить обновки!
Ах, вещи! Сколько воспоминаний – то приятных, то болезненных – вы храните в себе! Вот в этом синем платье с асимметричным подолом (с правой стороны он спускался до колен, а слева почти полностью открывал бедро) я была на институтском выпускном… А эту шелковую блузку я надевала на свидание с Шемиттом…
В складках ткани спрятана память о первом свидании и горьком расставании, о поцелуях и слезах, о победах и разочарованиях.
Оттого перебирать одежду в шкафу – это будто крутить в пальцах жемчужины приятных воспоминаний или острые осколки боли. Как быстро уходят радости и печали, оставляя после себя лишь этих безмолвных свидетелей и, конечно, память…
* * *
В понедельник у меня было дежурство. Поразмыслив, я не стала просить коллег меня подменить. Лучше отвлечься, чтобы прекратить переваривать и пережевывать свои чувства.
Решение оказалось вполне здравым.
Пока я объясняла мамаше с грудным младенцем тонкости взыскания алиментов, а потом успокаивала давнишнюю клиентку, которая проиграла дело в суде, моя душевная боль превратилась из острой в ноющую.
Летиция, умница, чуяла мое настроение и на глаза не показывалась.
Еще несколько посетителей спрашивали адвоката, однако по ходу дела выяснилось, что им нужен нотариус. Многие не знают, когда надо идти к адвокату, а когда к нотариусу. На самом деле тут все просто. Вопрос решаете мирно и по взаимному согласию? К нотариусу. Со спором и скандалом? К адвокату.
Разобравшись с делами, я покосилась на часы – и глазам не поверила. Только начало первого! Всегда так – время то отчаянно летит, снося все на своем пути, то вдруг почти замирает, растягиваясь бесконечными мгновениями. Кто выдумал, что время – величина линейная? Видимо, он никогда не ждал завершения тяжелого рабочего дня и ни разу не молил про себя, чтобы ночь с любимым длилась хоть чуточку дольше…
Грохот заставил меня очнуться и перестать клевать носом. В дверь колотили так, будто пытались вынести ее тараном.
–Войдите!– крикнула я, пока дверь чего доброго не разлетелась в щепки.– Не заперто.
