— Переживаешь, что не попала в посольство? — с усмешкой посвященной осведомилась у меня Лариса. — Напрасно. Там ничего интересного не будет, а если и будет — то не для нас. Вся информация — «дсп».
— Рейган будет встречаться с нашими диссидентами.
Я поперхнулась. Они совсем дураки что ли, диссиденты эти? Соваться туда, где полным-полно кагебешников, просто напрашиваться на арест и последующие неприятности. Все эти мысли, наверное, отразились на моем лице крупными печатными буквами, потому что Лариса тут же откровенно развеселилась:
— Майка, ты как была наивной дурочкой, так и осталась. Этих диссидентов специально подобрали для встречи с американским президентом. Их же пятьсот раз проверили, прежде чем допустить до встречи.
— Возможно, я дурочка. Спорить не буду, тем более что не ты одна так считаешь. Но ты-то сама что несешь? Как диссиденты могут быть проверенными?
Мне, убежденной комсомолке, давно и искренне мечтавшей вступить в стройные ряды КПСС, такой казуистический расклад не мог привидеться даже в страшном сне. Так что изумление мое было абсолютно неподдельным. Но Лариса, по-видимому, сочла меня много умнее, чем я на самом деле в то время была, а мои развешенные уши приняла за какую-то более тонкую акустическую аппаратуру. Или вовремя вспомнила о моем «роскошном покровителе». Так или иначе тему разговора она резко переменила и, наклонившись поближе ко мне, сказала вполголоса:
— Твой-то, бывший, не иначе девочек разлюбил.
И указала подбородком куда-то в сторону. Я бросила туда короткий взгляд, через несколько столиков от нас сидел Севочка в компании с какими-то тремя мужиками. Один из них был мне определенно знаком, к тому же пристально смотрел на меня. Наши взгляды встретились…
— Какие мальчики! — услышала я восхищенный голос Ларисы. — Надо брать инициативу в свои руки. Иначе уведут на раз.
— Ты о ком? — с трудом отвела я глаза от «знакомого незнакомца».
— О всей компании, господи! Пойдем, закадрим. Вечер только начинается…
Только такого развлечения мне ещё и не хватало: кадрить иностранцев плюс Белоконь.
Но Лариса не унималась, а со мной воздух относительной свободы, по-видимому, сыграл недобрую шутку, как это у него, воздуха свободы, водится, иначе я ни за что не поддалась бы на Ларисины провокации и близко бы не подошла к этому злополучному столику. А тут я размагнитилась, засмотрелась на человека, невероятно похожего на моего любимого, Владимира Николаевича, и поверила, что известный сердцеед и злыдня Белоконь вот так просто и оставит в покое нагло бросившую его девушку. Размечталась…
Первое, что сделал Севочка, когда я оказалась в опасной близости от него, это крепко взял меня за локоть и коротко, вполголоса бросил:
— Надо поговорить!
— Не надо! — пискнула я, ощущал себя мышкой, которая попала в лапы к матерому коту. — Не хочу! Не о чем!
— А тебя спрашивают? — искренне изумился Белоконь.
Действительно, что это я? Хотя… Нет вопросов — нет ответов. Нет ответов — нет диалогов. Нет диалогов — о чем разговаривать-то? Так или примерно так шел ход моих мыслей, но Севочка мгновенно расставил все акценты по местам.
— Где твой хахаль?
Ну, это уже был явный перебор по взяткам. Моя личная жизнь Белоконя теперь уже совершенно не касается. Да и выражения, мягко говоря, непарламентские.
— На такие вопросы не отвечаю.
— Еще раз для дураков: твое согласие или несогласие никого не интересует. Так где он?
— Кто именно?
— А у тебя их уже несколько? Поздравляю.
— Спасибо, — ответила я меланхолически.
Признаюсь, меланхолия была несколько наигранной. Подобный поворот событий в мои планы никаким боком не вписывался: дуэль между двумя рыцарями из-за прекрасной дамы на глазах у изумленной публики. А вернее — битва на кулаках опричника с молодым купцом. Уцелевших в этой рубке однозначно арестуют, тут к гадалке не ходи. И меня — «до кучи» — в качестве основной причины публичного скандала и нарушения порядка в общественном месте. То-то порадуется Владимир Николаевич такому развлечению!
Оставалось уповать на то, что моего «хахаля» Белоконь видел только единожды и в лестничном полумраке, так что при ярком свете может и не опознать. Или на то, что Севочка просто хорохорится, а при личном, так сказать, контакте элементарно струсит. Но в этот день всем моим прогнозам не суждено было сбыться.
— Я все знаю, — драматическим шепотом произнес Севочка. — Ты хоть соображаешь, во что вляпалась?
И отрицательный, и положительный ответы были, что называется, чреваты, посему я предпочла скромно промолчать. Впрочем, вопрос был хотя и интересным, но, как вскоре выяснилось, совершенно риторическим, то есть моей реакции на него никто как бы и не ожидал.
— У твоего ухажера совершенно жуткая репутация, — продолжил Белоконь. — Мне рассказывали. Великолепный работник, блестящий аналитик, но у него ни души, ни сердца. С твоими романтическими заскоками там абсолютно нечего делать. Этот человек тебя погубит. Ты просто сошла с ума!
Интересно, а «сложно» с ума сходят? Ну, Севочка!.. Разозлить меня довольно трудно, но тут был как раз тот случай, когда я разозлилась. В способностях Севочки добыть любую нужную ему информацию я не сомневалась, только мне эта информация была совершенно неинтересна. К тому же сидевшие за столом Белоконя иностранцы явно были шокированы несоблюдением приличий: появившихся в их компании двух молодых дам никто как бы даже и не думал представлять.
— Познакомь меня для начала, — сказала я по-английски.
А по-русски вполголоса добавила:
— Сцену у фонтана устроишь в другой раз. Не время и не место.
Севочка скривился, но просьбу уважил. Думаю, не столько ради меня, сколько ради Ларисы, которая мимикой и жестами давала понять, что наша перепалка затянулась, и пора бы перейти к более приятному времяпрепровождению.
В процессе взаимного представления я узнала, что моего «француза» зовут Пьер и что он — бельгиец. Двое других были тоже иностранными журналистами, их имена и национальности у меня из памяти тут же выветрились. То ли Ханс, то ли Фриц, то ли Герман, то ли вообще Кнут. То ли немцы, то ли датчане, то ли разные прочие шведы. Именно в этот момент я краем глаза заметила в углу зала какое-то движение — в кафетерий вошел импозантный мужчина, в котором даже я мгновенно опознала главу АПН товарища Игнатенко. Опознала я и человека в группе сопровождения, правда, как оказалось, не я одна.
— Ты смотри, — изумилась Лариса, — муж моей соседки! Тесен мир, однако.
Я непонимающе уставилась на нее. Слово «муж» никак не ассоциировалось у меня с увиденным, и я только все ещё пыталась внушить себе, что относится оно не к Владимиру Николаевичу.
— Ты про Игнатенко? — сдавленным голосом спросила я.
