—Арадия. Арадия. Арадия.
Шипящий свист раздался снова. Я зажмурилась и ухватилась за руку Эди, а тот стиснул мои пальцы так крепко, что я подумала, он мне их оторвёт. Внезапно наступила тишина, и я открыла глаза — перед нами была Арадия, на этот раз в очках для чтения, отчего её глаза казались ещё темнее и больше, чем прежде.
—Хм,— произнесла она с лёгким ехидством.— Не ожидала снова увидеть вас двоих.
Она поднесла свой портативный датчик к пентаграммам, которые как по волшебству появились у нас на груди, и я быстро расставила ноги, раскинула руки и показала Эди, чтобы он сделал то же самое, а чёрная Палома пронзительно крикнула и стала виться вокруг, снова обыскивая нас.
Не успела Палома улететь вдаль, как я скомандовала:
—Пожалуйста, отведи нас к двери номер двадцать один.
Палома повернула голову. Клянусь, она наградила меня злобным взглядом, а затем полетела вперёд по коридору.
Мы побежали за ней, задыхаясь от волнения, предвкушения и нетерпения. И вдруг птица пропала из виду.
—Эди, мне казалось, что она остановилась,— занервничала я.— Куда она подевалась?
—Я не знаю, Розмари. Мои очки постоянно сползают.
—Они тебе велики, Эди,— проворчала я.
Мы несколько раз пробежались туда-сюда, пока я не расслышала слабое карканье, похожее на смешок или кудахтанье.
—Ш-ш, Эди, я что-то слышу.
Я тотчас же осмотрела ближайшие двери, и вот пожалуйста: на круглой ручке чёрной двери с ярко-розовыми цифрами 21 посередине, маскируясь под цвет фона, сидела Палома. Она чистила оперенье, иногда тихо каркая. Звучало это так, будто она смеялась над нами.
Я снова обрела присутствие духа, посмотрела Эди в глаза и спросила:
—Ты готов?
В эту секунду мы, должно быть, оказались на одной волне: он невозмутимо кивнул, улыбнулся и потрепал меня по руке в знак обретённого хладнокровия:
—Пойдём, Розмари.
—Палома, можешь постучать.
Постучав клювом в дверь, она тут же снова взлетела и, поднимаясь ввысь, любезно обронила кляксу помёта мне на левое плечо. «Гадкая птица»,— подумала я, пытаясь изо всех сил оттереть мягкий, полужидкий птичий помёт со своего кардигана.
—Какая гадость, Эди. До чего же противная птица. Теперь оно у меня по всей руке размазалось.
—Ш-ш-ш,— прошептал Эди.— Попробуй открыть.
Я вытерла руку о юбку и с опаской потянула за ручку. Дверь открылась.
Мы прошли в комнату, и нас ослепил яркий свет. Какой сильный контраст с чернотой самой двери! Дверь захлопнулась, и теперь мы оказались в невыгодном положении, потому что никто из нас ничего не видел.
Я схватила Эди за руку (опять! Надеюсь, он не подумает ничего такого), и он озвучил мои мысли:
—Розмари, тут так ярко, я ничего не вижу.
Вдруг из ниоткуда донёсся тихий безмятежный голос и то ли промолвил, то ли пропел:
—Входите, дети. Садитесь на подушки у очага. Там есть сок и всевозможные сладости. Ваши глаза привыкнут, и вы вскоре сможете всё увидеть. Тут нечего страшиться.
Мы пошли вперёд, прикрывая глаза от яркого света, и моя нога наткнулась на что-то металлическое на полу. Я нагнулась и подобрала большой блестящий чёрный ключ. Пока я держала его в руке, он, казалось, раскалялся, и я поспешно сунула его в карман. Мы сделали ещё несколько шагов и ощутили, что наши ноги касаются чего-то мягкого. Это наверняка были те самые подушки.
—Давай присядем, Розмари.
Мы сели, и, хотя в комнате было по-прежнему ослепительно-ярко и мы не видели, на чём сидим, мы чувствовали тепло огня где-то перед собой. Было очень приятно и уютно.
Через несколько секунд свет постепенно стал тускнеть, пока мы не увидели перед собой изумительный мраморный камин, в котором трещал и полыхал огонь. На чёрных плитках широкой каминной площадки стояли прозрачные бокалы с соком и чаша, искусно вырезанная из белого дерева, в которой лежали всевозможные разноцветные сладости и шоколад. Присмотревшись, я увидела, что чаша выточена в форме ладони. Я потянулась за конфетой в блестящем розовом фантике, и как только мои пальцы коснулись этого лакомства, пальцы чаши ожили, развернули конфету и подали мне. Это было восхитительно: сочетание клубники, шоколада и чего-то ещё, чему я не могла подобрать названия — такое ощущение, будто что-то лопается у тебя во рту, а затем тает, словно крохотные кусочки карамели.
Набив рот шоколадом, я уже выбирала следующую конфету и подбивала Эди сделать то же самое, когда краем глаза заметила роскошное кресло. Я оглянулась, вздрогнула и изумлённо вскрикнула.
Там, на самом большом бледно-розовом мягком кресле из всех, что мне случалось видеть, сидела женщина в белом струящемся платье с младенцем на груди. Мягкие волны её светлых волос ниспадали до пояса. Глаза её были небесно-голубыми, губы — как пунцовый бутон розы. Кожа казалась сливочного оттенка, но с легчайшей россыпью веснушек на плечах и на носу. Ещё один ребёнок спал на кресле, прильнув к ней, и она гладила его — или её — льняные волосы своими длинными пальцами. Я заметила, какие короткие у неё ногти. Это были руки матери, мягкие, но приученные к труду. Она улыбнулась нам и мягко проговорила:
—Я Геката. Я ждала вас обоих. Приветствую вас.
—С-с-спасибо,— запинаясь, ответила я.
Теперь, в этой уютной комнате, которая выглядела как чья-то роскошная гостиная, я не знала, что сказать.
—Нас прислал Джонатан,— по-моему, Эди произнёс это очень уверенно.
Я была совершенно околдована этой женщиной. В ней было что-то напоминавшее мне маму, но я не смогла бы сказать, что именно. Она не была похожа на маму внешне, и голос у неё был другой. Скорее от неё исходило такое же ощущение. Вокруг неё, разумеется, не было никакого цветного сияния, но и большинство из тех, кто уже встречался нам в этом измерении, тоже были без этого сияния.
—Ах да, Джонатан,— при этом имени она снова улыбнулась.— Он сказал, чтобы я ожидала вас. Но, полагаю, здесь кого-то не хватает. Должен быть ещё один ребёнок. Вас должно быть трое.
—Вы про мою сестру?— спросила я.
—Да. Лоис. В следующий раз она придёт, верно?
—Эм-м… да, хорошо, я обещала ей, что она сможет пойти. Но сегодня это было бы немного сложно.
—Что ж, приведи её на следующей неделе. На Хеллоуин. Она будет нам нужна. В ней есть сила, которая нам необходима.
Я молча прикинула, уж не о газах ли Лоис говорила Геката, но отбросила эту мысль.
—Вам известно, почему вы здесь, дети?— Геката не отводила от нас своих ясных глаз, и при виде её ласкового лица ты чувствовал, что можешь рассказать ей всё.
Я знала, почему мы здесь. Джонатан сказал, что Геката может объяснить нам, куда пропала Филлис. Но я не знала, как задать ей этот вопрос, к тому же я немного перед ней робела.
