Девушка поудобнее уселась в кресле на кухне и перевернула последнюю страницу газеты, внимательно изучая раздел рекламы. Адель с самого приезда в город оказалась одержима его историей и всеми текущими событиями.
–Ну вот, опубликовали обновленный баннер «ЭкоДома». Он выгодно выделяется на фоне остальных рекламных сообщений,– Адель протянула мне листок через стол,– смешнее всего выглядят объявления о риелторских услугах. Смотри – раз, два, три, семь, нет, целых тринадцать объявлений о помощи с продажей и покупкой жилья. Мне кажется, здесь столько квартир не продается, сколько есть компаний, предоставляющих услуги продажи.
Я взял листок и внимательно рассмотрел черно-белый лист, разделенный на аккуратные прямоугольнички с перечислением услуг и номерами телефонов, по которым эти услуги можно было получить. Я только сейчас заметил, как права Адель – в нецветном варианте другие рекламные сообщения и правда выглядели немного уныло и безвкусно. И вообще, своими жирно очерченными рамками напоминали надгробные камни. Как будто кто-то ставил памятник своей деятельности.
–Раз есть столько агентств, значит, и сделки с недвижимостью должны быть востребованы,– предположил я,– ну иначе риелторы бы обанкротились и закрыли свои конторы.
–По сути, среди всех объявлений в газете здесь представлены только мы, риелторы, агентство путешествий, с которым мы делим крыльцо, салон красоты и специалисты-дезинсектиционисты. То есть дезинсектологи.
–А вот это уже наши друзья не-волшебники.– Я съел последний кусочек яичницы в хлебе и отложил сложенный газетный лист на пустой стул рядом.
–Артефакторы,– согласилась Адель.– Я подумала, что Натан Соломонович шутит, когда говорит, что в этом городе всего одна семья хранит у себя древний артефакт. У меня в соседнем доме живет целых пять таких семей. Несколько сотен семей по всему Петербургу…
Я вспомнил, как любили селиться поближе друг к другу не-волшебники. Они часто выбирали дома постарше, с историей, там им легче дышалось, и фамильный артефакт успокаивался, напитываясь окружающей силой. Артефакторы сами силой не располагали, в отличие от некромантов, зато использовали разные магические амулеты, ожерелья, древние книги, да, в общем-то, все, что угодно. Вместилище волшебной силы могло выглядеть по-разному, например, на экскурсии в музее, основанном Советом волшебников, я видел за стеклом чье-то исподнее, наделенное необычными возможностями. Похоже, что чувство юмора у ребят из прошлого было весьма странное. Иногда я представлял, как целые поколения собираются вокруг волшебных портков и используют их не по назначению – позволяя пробраться в мир любовной магии. «Владельцы вещи держали гадательный салон Приворот отворот»,– гласила табличка, прикрепленная к музейному стенду. Да, нижнее белье закончило свои годы экспонатом, но лишь потому, что все представители рода умерли и не оставили потомства,– такое встречалось особенно часто после 1917 года.
–Здесь никто не хочет жить,– я вздохнул,– и даже другие Артефакторы отсюда уехали.
Современные некроманты настоящий артефакт создать не могли. Почти все заколдованные вещи так или иначе отнимали часть нашей энергии, постоянно ею подпитываясь. Ловушки для инфернального потребляли больше всего, а меньше всего забирали уже изобретенные человеком и доработанные некромантом сложные механизмы вроде моих детекторов нечисти. Каким-то образом волшебники прошлого смогли обуздать силы природы и пользовались их ресурсами, а не своими собственными, исключая из цепочки передачи силы себя самих. Негласно считалось, что в нашем мире произошло какое-то событие, лишившее волшебников их мощи, и с тех пор больше никто не создал ни одной безделицы, которой подпитка извне была не нужна совсем. В музеях до сих пор занимались исследованием вещей, которые даже после смерти своего создателя продолжали исправно выполнять свою функцию. В любом случае покинутые артефакты без хозяина начинали беситься и выплескивать неконтролируемую силу. Именно поэтому Адель сразу после рассказа короля эльфов решила позвонить своему учителю и уточнить, не пропадали ли семейные или музейные реликвии. Магическим безделицам всегда нужен уход – даже в музеях опытные сотрудники не забывали регулярно разряжать накопленную экспонатами энергию.
–И как тебе семья?– прервала мои размышления Адель.– Не злоупотребляют силой?
–Семья вполне приличная, у них веками хранилась Гамельнская дудочка, но никого крупнее тараканов они ею не выманивали. Держат свой маленький бизнес по устранению насекомых. Да и легенды любили преувеличить – в Средние века Гольштейны один раз изгнали вместо насекомых крыс из Гамельна, и вот уже в воображении людей на поводу мелодии шли не грызуны, а домашние животные. Немного фантазии – и в летописях через несколько десятков лет домашние животные заменились детьми.
–Охотно верю. И все-таки интересно, что вместо красивой легенды о гипнотической музыке, которая очистила город от разносчиков заразы, мы получили назидательную сказку о том, что нельзя обкрадывать музыкантов. Ведь раз мелодия крысолова увела за собой грызунов, то может забрать и детей, если попытаться обмануть дудочника и не заплатить ему обещанное вознаграждение.
Гамельнская дудочка действительно существовала. Она путешествовала по всему миру вместе с хозяевами, оплетая себя не самыми лестными сказаниями, а потом осела в России. Не-волшебники были потомками тех самых могущественных некромантов прошлого, вот только почему-то начисто были лишены силы. Им оставалось пользоваться артефактами своих предков и контролировать разрядку вещей, понемногу выпуская магию в мир. Совет волшебников уважал наследников и не требовал чужого – как мне казалось – отчасти из уважения, отчасти – из опасения, что в потомках могут проснуться могучие силы прошлого. У Артефакторов даже был свой собственный «сезон охоты»– шесть недель поздней осенью и ранней весной, когда можно было вовсю пользоваться силой, спрятанной в безделицах. В этом время в подконтрольном мне городе на дверях парадных начинали появляться объявления в духе: «В вашем доме будет проводиться санитарная обработка от тараканов, клопов, муравьев и блох».
Через окно кухни было видно, как август клонился к концу и, словно переживая душевный кризис по юности и золотому лету, решил зарядить реквиемом из дождей. Было раннее утро пятницы, за окном ливень превращал тропинки в ловушки из коричневой грязи, цепко хватающие случайных прохожих за щиколотки. Даже гончая дикой охоты решила уподобиться всем земным собакам и дремала у входа в квартиру. Я посмотрел на часы и понял, что пора собираться на важное задание, а потому перевел тему:
–У тебя с собой фирменная обувь петербуржца?
–Резиновые сапоги? Всегда!
–Надевай их, сегодня мы идем в лес на твое первое задание.– Я снял с сушилки серый свитер крупной вязки. Такие еще обычно можно встретить на англичанах или на постановочно-романтических фотографиях, посвященных осени, камину и чашкам какао. Мне свитер нравился за свою практичность и наличие высокого, но не сдавливающего ворота.– Одевайся теплее, пожалуйста.
Можно было бы поехать на машине, но Арауну нужна была прогулка, поэтому мы вышли заранее и двинулись в сторону елового леса, казавшегося голубым из-за необычайно густого тумана. Ливень перешел в неясную морось, но Адель все равно не снимала капюшона, накинутого на тонкую шапку. Мы брели мимо района частных домов с резными ставнями и узорами на фасаде. Затейливые деревянные линии окон напомнили о лете в родительском поместье под Гатчиной. У меня был огромный соблазн снять себе жилье здесь, вместе с просторным участком, дровницей и зарослями цветов под окном, но потом я подумал, что моя профессия просто не оставит свободного времени на заботу о доме. А если я замерзну, то не всегда найду время разжечь огонь печи или затопить баню, когда захочу помыться вечером после работы. Не говоря уже о том, что я не выкрою и лишнего часа в день, чтобы разбить свой сад или хотя бы не дать умереть тому, который высадит арендодатель.
