Вода прибывала с каждым моим шагом, я знал, что это я спускаюсь вниз по улице, туда, где глубина, а всё равно казалось, что это дождь-великан наливает воду с такой скоростью, как в кастрюлю. Холод понимался выше по ногам, ступней я уже почти не чувствовал. И ещё странно мёрзли пальцы на руках, как будто сейчас и впрямь Новый год.
В свете фонаря впереди меня дрейфовали чьи-то дрова. Небольшие колотые полешки, вроде не зашибёт, а боязно. Дождь беспорядочно лупил по ним, будто пытаясь утопить, но они держались стайкой. Или плотом, собранным из «Лего», перекрывшим улицу-реку во всю ширину. Одно ткнулось мне в руку, другое попалось под ноги, за ними меня обступили все. Я споткнулся обо что-то невидимое, схватился за воздух – и полетел вперёд. Вода шибанула в нос, и я корнями волос почувствовал, как она смыкается над головой. «Вас всех смоет!» Вынырнул, больно получив по голове, смачно сморкнулся водой и закашлялся. Вода не хотела оставлять меня в покое, она толкалась в носу и щипалась. Я кашлял, чуть не стукаясь носом о дрова, где-то на задворках мысли отметил, как поднялась вода, что они так близко, кашель не давал открыть глаза, а когда я всё-таки прокашлялся и открыл их, стало темно.
Несколько секунд я не мог понять, что произошло и где я. Вроде тот же стук дождя по капюшону, тот же блеск капель на очках – только темень. Ни фонарей, ни окон, я даже не видел световой разницы между небом и землёй… И водой – где там эта земля! Электричество вырубили. Только далеко за моей чёрной улицей на холме горели огоньки Новых домов.
Из дров я выбирался в полной темноте: глаза не желали привыкать, я чувствовал себя как с повязкой на глазах и с барабанами в ушах из-за этого дождя. Впереди меня с шумным плеском тоже кто-то шёл. Я прибавил шагу и даже вытянул руки, чтобы не налететь на него в темноте. Он шёл, кажется, чуть правее, там, где заборы…
–Кто здесь?
–Ау! Ромка, ты?– Мишка-выскочка, мой одноклассник. Этот голос я узнаю в любой темноте. Мишка из тех людей, кого дед Артём зовёт «к каждой бочке затычка». Я даже не удивился, что его сюда принесло, хотя живёт он вНовых домах. Чтобы Мишка да отсиживался дома, да пропустил такое зрелище!
–Я… Чего тебе дома-то не сидится?
–Полегче!– Мишка фыркнул, сделал ещё несколько громких шагов и вцепился мне в плечо.– Я ночью в окно глянул: дай, думаю, спущусь, посмотрю, как внизу дела. У твоих всё затопило. Сейчас метнусь за лодкой…
–А сразу взять не мог?– Кажется, Мишка пожал плечами.– Погоди, есть у них лодка, я с вечера надул. Ты в дом стучался?
–Нет.
–И я дозвониться не могу.
–Так бежим!
Я не успел возразить, Мишка, шумно плескаясь, развернулся в воде и пошёл впереди меня. Он скользил рукой по заборам – наверное, чтобы не потеряться в этой темноте. А мои глаза уже начали привыкать. Я видел крышу нужного дома и старался не гадать, что увижу внутри, когда дойду.
–Ты не зевай, ты рыбу высматривай,– поучал Мишка.– Если река разлилась, а она разлилась, рыба будет в каждом огороде. Так пойдёшь за укропчиком – а принесёшь уху,– он засмеялся, и я ему чуть не врезал: не до смеха мне было. Мишка перекрикивал шум дождя, рассуждая о своей рыбалке, а когда подошли к дому, завопил «Дед Артём!»– как ни в чём не бывало.
Вместо ответа ему досталось распахнутой створкой ворот. За ней распахнулась другая, но я был уже начеку и поймал. Лодка с дедом Артёмом иКатькой важно выплывала на дорогу.
–Ромка, сработало! А я телефон утопила, дед сказал, что ты теперь сойдёшь с ума!– Я не видел Катьку – только тёмный силуэт, маленькую тень в маленьком остроконечном капюшоне. И тень побольше – дед Артём.
–Да он уже сошёл, погляди-ка!– Лодка остановилась, покачиваясь, и в воде блеснул свет фонарика.– Видала: прибежал по воде аки посуху! Да ещё другана с собой притащил. Я же говорил, не просплю – чего прискакали?
Глава III
Собака
Дед Артём грёб медленно, размеренно, как будто мы тут не спасаемся от потопа, а на рыбалку вышли. Светало. Не знал, что у нас такая длинная улица! Электричества по-прежнему не было, а глухое чёрное небо чуть посерело, посветлело, и я уже мог различить дома вокруг. И реку – бывшую дорогу. Стайка сбежавших дров, огромная куча мусора, не успевшая расползтись-расплыться по всей деревне: должно быть, где-то вода перевернула бачок…
Дед Артём грёб с молчаливой сосредоточенностью, я думал, как бы поделикатнее попроситься его сменить, а то до утра добираться будем,– как вдруг он изменился в лице. Глянул куда-то мне за спину, не глянул – мигнул, будто в глазах включили и тут же погасили маленький фонарик. Я невольно обернулся: что там? Катька. Вода. А дед Артём открыл рот и медленно, как будто ему трудно говорить, прошептал:
–Собаку спаси.
Микки сидел у него на коленях. За моей спиной Катька меланхолично шлёпала сапогом по мокрому дну лодки, слушая, как хлюпает вода.
–Микки здесь, дед Артём,– говорю.– Всё нормально?
Конечно, не нормально. Дед глянул на меня, как будто я чокнутый, медленно, как тяжёлую, поднял руку и показал куда-то мне за спину:
–Собаку спаси!
Я оглянулся – и наконец-то увидел. До сих пор думаю: как я её разглядел через эту дождевую пелену? А дед как? Она большая, да, но чёрно-рыжая, да ещё на фоне деревянного некрашеного дома. Ничего удивительного, что я увидел её не сразу. Она сидела на козырьке над крыльцом дома Петровых, расставив лапы, развесив длинные, как у спаниеля, уши, только гладкие, блестящие от дождевых капель. От собаки до воды было метра два, а до земли – не знаю. Как она туда залезла? И чья она? В деревне нет таких собак, она явно породистая: большая голова, длинная утолщённая морда с крупными складками вокруг глаз, широкие лапы. Она как будто сошла со старинной картины, изображающей охоту. Из всех породистых здесь только Катькин Микки. Может, чья-то из Новых домов?
Я привстал, соображая, откуда она и как её доставать. Из ступора меня вывел Миха:
–Ты чего, уснул?
–Собаку спаси!– повторил дед Артём тем же сдавленным шёпотом. И как загипнотизированный взял курс к дому Петровых. Мишка ещё ничего не соображал и, как я минуту назад, стал говорить деду про Микки, что он здесь… А дед грёб во двор. Ворота открыты, какая удача! Только вот как её оттуда снимать…
–Ромка, дед Артём, вы чего?!– на лице Мишки мелькнул испуг. Я попытался объяснить:
–Собака…
–Вот же она!
–Не та, вон, уПетровых!– Я показал, поймав рукой злющий острый дождь (а я-то думал, что уже перестал его замечать). «Собака плачет».
Мишка долго всматривался в дом, иногда поглядывая то на меня, то на деда Артёма: «А не сошли ли вы оба с ума?»
–На козырьке…
Думаю, он разглядел её, когда мы были уже во дворе.
–Ух ты, как же она туда залезла-то, а?– Мишка смотрел на собаку снизу вверх и откровенно чесал в затылке.
