* * *
Нет, я ни разу не видел деда, он никогда с нами не жил. Прабабка, пока была жива, о нём помалкивала. Но всё в конце концов выплывает наружу, даже если для этого нужен потоп. Один дед Витя со своими кошмарами про Малахольного чего стоил. Хотя и про него я догадался не сразу. Не мог сложить два и два: связать злого Малахольного с местным дурачком, который зверюшек любил, и своим же дедом, пока… Пока не вынырнул и не столкнулся с ним нос к носу в том собачьем сне.
…Я знаю, что это прабабка настояла, чтобы отец стал человеческим врачом, а не ветеринарным, как ему хотелось. И я догадываюсь, почему ему так хотелось и почему мать и бабка, о которой я вообще ничего не знаю, не смогли с нами жить. Иногда, очень редко, что-то невидимое толкает меня в спину, и я бегу поливать чужие цветочки, снимать клеща с чужой собаки – в общем, делать что-то странное, но полезное. Теперь я понимаю почему.
…А псина знала с самого начала. Она не посмеет мне ничего сделать. Так я думал.
–Ты ничего не можешь мне сделать! Не должен!
–Прости, ты хочешь помешать, ты не должен мешать…– Его противное, змеиное какое-то шипение скворчало в ушах как масло на сковородке. Нога болела, каждое нажатие на педаль отдавалось болью в голове, но я ехал, я ревел от боли и обиды, но ехал, это было главное.
…В конце концов, пёс тоже хромал. Рвался на трёх ногах в самую глушь, где дикие звери. Ничего! Ничего он мне не сделает…
Больная нога соскользнула с педали, я полетел на бок, получив арматуриной под дых. Хрустнула под головой дужка очков, ледяная рука вцепилась в горло: воздух! Опять! Опять! Почему так не вовремя?! В глазах бегали серые точки на фоне чёрных стволов, воздуха не хватало. Я шарил руками по карманам, зная, что бесполезно, что ингалятор, скорее всего, дома, на тумбочке. А собака… Чёртов пёс, он уходил, уходил всё дальше, а я лежал и только пытался сделать вдох… Я дёрнул головой, боднул случайное дерево и завопил на собачьем:
–Помогите!– Конечно, это не псу. Я вопил в воздух: деревьям, зверям, траве: кто там услышит – я не могу один!– Помогите! Его нельзя отпускать, он вернётся! Убьёт Катьку, он всех убьёт, у него крыша поехала!– Приступ душил меня, и собачьи слова вырывались на волю сами собой.
Поднялся ветер, деревья зашумели, со всех сторон в меня полетели пожухлые листья и мелкие веточки. Каменная рука, сжимавшая горло, потихоньку стала отпускать.
В тёмном лесу я видел всё как днём. Уже не внутренним собачьим взором, а нормально, глазами. Рассвело? Уже? Приступ длился лишь несколько секунд и прошёл сам по себе, разве так бывает?
–Похож. Похож. Похож,– зашептали деревья, трава, птицы, даже земля подо мной. Они шептали наперебой, все вместе, но я откуда-то знал, что это не они. Как будто кто-то решил воспользоваться всеми голосами леса сразу, потому что у него нет своего.
–На кого? Кто здесь?– я зашарил глазами вокруг: деревья, корни, огромная сова на ветке.
Я не понял, что произошло: вроде даже не моргал, не успел – рядом со мной вдруг оказалась девчонка. По возрасту – как я, и чего Катька говорила: «Маленькая»?.. В тоненькой вышитой рубашке и сарафане, совсем уж неуместном в осеннем лесу.
–Тебе не холодно?– Я так ошалел, что не придумал вопроса умнее.
Девчонка засмеялась, не шевеля губами, даже глаза не щуря, я просто откуда-то понял, что она смеётся, потому что самому смеяться захотелось, несмотря на псину, на боль в ноге…
–Похож. Похож,– повторяли деревья, и трава, и весь лес, а я ни с того ни сего понял, что это не они – это она. Где-то я её видел… И точно слышал…
Девчонка вцепилась в мою больную щиколотку и сжала так, что костяшки на руке побелели. А я не чувствовал прикосновения. Так, чуть теплее стало, и всё. И боль… Ушла? «Меня вылечила Лесная девочка».
–Ты…– Девчонка приложила палец к губам, и вопрос застрял у меня в горле. Нога больше не болела. Я вскочил, как будто так и надо, даже попрыгал, не веря, что это происходит.
–Спасибо! Спасибо, я думал, так и пропаду хромой в лесу!– наверное, я преувеличивал, но я правда был благодарен ей в тот момент, кем бы она ни была.
Девчонка опять засмеялась, в этот раз приоткрыв рот и обнажив мелкие нечеловеческие зубы. Я сразу вспомнил ту телепередачу во сне, ведущую («Смоет вас ко всем чертям»)… Получается, она знала о потопе?.. И ещё – рассказ деда Артёма о девочке, которая стучала в окно школы. Зимой, в сарафане.
–Ты…
Девчонка опять приложила палец к губам и кивнула:
–Плохой. Я обещала. Месть – плохо. Я обещала. Хороший просил. Когда был хорошим. Стал плохой.
Я завис, пытаясь понять услышанное, одновременно собачьим чутьём наблюдая, как псина уходит всё дальше в лес. Кому обещала – понятно: тому же, на кого я похож…
–Вы дружили? Он тебя знал? Поэтому ты…
Псина неслась прочь, ломая ветки, я прямо вздрогнул от очередного хруста. Жутко хотелось ещё поболтать, выспросить у девчонки всё, но надо было торопиться.
Я схватился за руль, но девчонка предостерегающе подняла ладонь – и мои пальцы сами разжались.
–Не надо.
Она разозлила меня. Что значит «не надо»– ещё как надо!
–Ты не понимаешь, эта псина…– я осёкся. Псина ведь неоднократно водила Катьку в лес и всегда возвращала («Тор сЛесной девочкой поссорились из-за меня. Она не хотела делать что-то страшное, Тор настаивал»)…
Девчонка кивнула, как будто прочла мои мысли:
–Девочка хорошая. Нельзя. Месть – плохо. Помогу.
В лицо мне дунул маленький ветерок, рядом, там, где секунду назад была девчонка, замаячили птичьи перья, и тяжёлая сова вспорхнула в небо.
* * *
Пса я нашёл в овраге только под утро. Он уже не мог рассказать, где он и что с ним,– деревья помогли: звали меня, чтобы я шёл в нужном направлении. Я слушал их голоса и шёл, волоча велик и ненужную уже арматурину. Я, конечно, поверил Лесной девчонке, но я должен был убедиться, должен увидеть, что Катьке больше ничего не угрожает.
…Я даже кое-как прикопал его своей арматуриной, чтобы кабаны не съели, не заразились: мне казалось тогда, что это заразно. И ещё я надеялся, что Катька его забудет: проснётся – и не вспомнит, ведь чёртов пёс больше не влияет на неё, почему бы в самом деле…
Я ошибался.
* * *
Когда я, грязный, с великом в поводу, наконец-то добрался до домика деда Артёма, вся троица сидела на крыльце. Катька ревела так, что из-за калитки было слышно, дед сМихой её утешали. Услышав, как я хлопнул калиткой, она подняла глаза и выдала:
–Он не вернётся. Не вернётся, да?
–Почему ты так думаешь?– я старался говорить уверенно, и у меня даже получилось.
Катька засомневалась. На секундочку в её зарёванных глазах промелькнуло сомнение, и я внутренне выдохнул: «Не знает. Не успел он ей сказать. Не смог».
