Савмак тяжко вздохнул. Уют и очаг ему сейчас делать негде.
–Сделаю,– сказал он с суровой решимостью.
Олег промолчал и ухватился за ручку горелки, поддавая огня. Дирижабль поднялся выше и резво помчался вперед высоко над верхушками деревьев. Его крупная тень ползет чуть в стороне, солнце светит радостно и дружелюбно, словно там внизу нет никаких послушников, а бывший генерал с болотницей не отбиваются от них. Волхв выдохнул – эти точно выжили, да так выжили, что догнали послушников и поблагодарили. Со всех сторон. Другой вопрос – зачем послушники их выслеживали настолько дотошно, что аж напали, зная, что один раз уже проиграли.
Олег покосился на Люсиль, та влезла в безразмерную рубаху и штаны, подпоясалась и сидит на ящике, поджав колени, глядит вдаль.
–Что-то часто тебя пытаются принести в жертву,– заметил он.
Люсиль вздрогнула и обернулась. В ясных глазах смирение и робость.
–Да…– протянула она.
–Может, все-таки расскажешь?
–Все дело в моей семье,– ответила она грустно.
–А что с ней не так?– оживился Савмак.
По лицу Люсиль прокатилась тень печали, она глубоко вздохнула, ресницы быстро запорхали в попытке смахнуть влагу, но одна капелька все же прорвала запруду и сверкающей дорожкой прокатилась по щеке. Люсиль смахнула непрошенную гостью и продолжила:
–Дело в том, что оба моих родителя – члены ордена. Об этом я узнала недавно, когда подслушала их разговор. Они говорили о могущественном артефакте – о Мече, который должен возвеличить орден над всем миром.
Савмак хмыкнул.
–Ну и замашки у вашего ордена, я скажу.
–Не у нашего,– поправила Люсиль,– а у их. Я должна была стать членом ордена, когда достигну двадцати лет, это как раз пару дней назад было.
Савмак не понял и переспросил:
–Посвящение в орден, что ли?
Люсиль покачала головой.
–Нет,– пояснила она,– достижение двадцати лет.
–Ой!– воскликнул ратник.– Так у тебя, значит, праздник. А мы ни сном ни духом!
–Не до праздников сейчас,– отозвалась Люсиль и стала говорить дальше:– Из их разговора я услышала достаточно, чтобы понять – они жаждут безраздельной власти над миром. Чтобы все служили им, как рабы, и чтобы воля их была законом.
Олег скривился и обмолвился:
–Века идут, а желания те же.
Люсиль кивнула, словно поняла.
–Я всегда считала, что у людей должна быть воля и свобода выбора. Нельзя превращать их в скот.
–Некоторые считают, что людям нужен пастырь,– заметил Олег тихо.
Люсиль натянула непомерно длинную рубаху на колени и сказала:
–Может, и нужен. Но это не означает полное лишение воли. Вы пастор, вам не понять моего рвения сделать так, чтобы люди могли жить по своим правилам. Но я верю – придет время, когда человек сам будет решать, что ему делать.
Олег подкрутил горелку и сдвинул ручку лопастей в сторону, направляя дирижабль правее. Люсиль со своим пылом и задором права, но лишь отчасти.
–Так правила все же должны быть?– поинтересовался он.
Люсиль кивнула.
–Конечно!
–Значит, кто-то их должен создать,– заключил Олег.
На лице Люсиль мелькнули озадаченность и растерянность, мгновение она медлила, потом сказала уверенно:
–Все равно человек имеет право выбирать, как ему жить, а не быть рабом тех, кто решил, что он лучше других. Когда я узнала о планах ордена, то поняла, что не смогу сидеть сложа руки, пока он пытается захватить власть в мире. И становиться членом такого культа я не собираюсь.
Савмак приложил ладонь к груди и сказал с жаром:
–Молодец! Я б с таким в одном поле не сел бы.
В подтверждение слов он кивнул так резко, что хрустнули шейные позвонки.
–Порыв твой чист и понятен,– заметил Олег.– Но гоняются они за тобой зачем?
–Когда заявила, что не стану проходить посвящение в орден,– ответила Люсиль,– меня объявили еретичкой, отступницей и приговорили к ритуальному жертвоприношению на костре. Я сбежала и отправилась на поиски Меча. Вот и вся история.
Олег кивнул. Люсиль хоть и взбалмошная, но с добрым и чистым сердцем, порыв ее сделать всем людям благо ему понятен, хотя ее способ детский и бесхитростный. Человечество пока на том этапе жизни, когда ему действительно нужен пастор. Но не такой, как пророчат религии или орден фанатиков. Нужно понимание и сознательность, а для этого слепой веры мало.
–Что ж,– протянул он задумчиво,– Меч надо отыскать до того, как этот орден получит безраздельную власть.
Первая часть путешествия шла мирно и спокойно, дирижабль спокойно плыл по воздуху, Савмак нервно постукивал пальцами по колену, с бледнеющим лицом выглядывая за край люльки. Ему висеть в воздухе не нравится – лоб блестит от пота, желваки время от времени напрягаются, а рука то и дело хватает ножны, словно оружие поможет ему, если воздушный корабль вдруг сорвется вниз. Сперва под дирижаблем медленно двигались зеленые ковры деревьев, иногда перемежаясь полями и лугами, затем суша кончилась, сменившись бесконечным темно-синим полотном моря. Люсиль сидит смирная, задумчивая и кутается в балахон послушника – на высоте ветер холодный и пронизывает насквозь.
Курс Олег взял верный, по солнцу ориентироваться он научился еще давно, но обеспокоили его тучи, что появились на западе. Они пока ползут далеко и неспешно с запада, но в небе расстояния отмахиваются быстрее. Что-то гоняется за ними непогода.
Он кивнул на тучи и сказал:
–Попадем в грозу – будет невесело.
Савмак оглянулся, бледное от напряжения лицо помрачнело еще больше, он сказал:
–С запада. Оттуда редко что хорошее приходит.
Тучи пока неблизко, но уже вздуваются необъятными клубами, превращаясь в замысловатые фигуры. Прежде их считали промыслом богов, проявлением их воли и мощи. Теперь многие так уже не думают, правда на смену пока ничего толкового не пришло, хотя есть умельцы, которые бегут впереди планеты всей и пытаются разобраться, что заставляет тучи становиться тучами.
–Вот за это и надо хвататься,– проговорил Олег себе и потянул ручку, уводя воздушный корабль правее.
Савмак оглянулся с непониманием.
–Пастор, ты что-то сказал?
–Сказал, что надо брать правее,– отозвался Олег.– Глядишь, уйдем от непогоды.
–А если не уйдем?– с опаской спросил ратник.
Волхв ответил хмуро:
–Тогда и узнаем.
Попасть в шторм или ураган на ящере – это одно, ящер зверь с умом, сам знает, что в непогоду особо не полетаешь. А дирижабль всего лишь механизм, и успешность его полета всецело зависит от того, кто у штурвала. Стало быть, управлять воздушным судном можно лишь тому, кто в этом поднаторел. Волхв скривился сам себе, по иронии самый умелый летатель из присутствующих – это он.
