–А по-моему, рождение человека – это чудо. И он вовсе не виноват, когда родился. Как дитя может быть виновным?
–Падре говорил, что не само дитя. Как бы виновны его предки, а у тех предки предков. И так далее. Навроде самые первые предки натворили делов. И дела так суровы, что одному человеку не унести такой груз, потому он разделен на всех его потомков.
Люсиль сморщила аккуратный носик.
–Я знаю эти писания,– сказала она, стуча зубами.– Я ведь из семьи членов Ордена багровой розы. Забыл? Но считаю, дети не причастны к деяниям родителей и не могут нести на себе груз их вины.
–Падре из того города с тобой бы поспорил,– заметил Савмак и смахнул с носа замерзшую каплю.
–Да пускай,– отозвалась Люсиль.– Моя семья тоже спорила. А я сбежала и теперь хочу не позволить им навязать свои догмы всему свету.
Олег слушал их молча, выравнивая дирижабль по солнцу на верный курс. Внизу бесконечная перина туч, в которой мелькают всполохи, довольно близко, но сейчас буря не угрожает. Она бушует далеко под облаками, низвергаясь потоками воды и вздымая могучие волны.
–Дети отвечать за грехи отцов не должны,– согласился он с Люсиль, задумчиво устремив взор в бескрайнее небо. Здесь оно совсем прозрачное, с легким налетом фиолетового оттенка, а солнце хоть и ярче, но греет слабо.
Грудь Люсиль гордо выкатилась вперед, даже сквозь рубаху и балахон послушника проступили ее верхние точки, подчеркивая, как она замерзла. Но выражение лица победное, а подбородок величественно вскинут.
–Видал?– произнесла Люсиль поучительно.– Пастор согласен со мной. А если духовный человек соглашается, значит, правда на моей стороне.
–Правда всегда на одной стороне,– многозначительно отозвался волхв.– Но отвечать за деяния все равно кто-то должен.
–Так пусть сами деящие и отвечают,– уверено проговорила девушка.
Олег зябко повел плечами, где на краях волчовки намерзла ледяная короста, и сказал:
–Так-то оно так. Но если, к примеру, деящий помер. Кто за его дела в ответе?
На миг на чистом лобике Люсиль собрались крошечные морщинки, что показывало усиленную работу мысли, потом кожа вновь разгладилась, девушка ответила решительно:
–А никто!
–Это как?
–А так. Если деящего нет, значит, и дела его стоит простить.
Люсиль молодая, потому пылкая и смелая, на выводы скорая и прямая. Олег покивал терпеливо и проговорил:
–Деящего нет. А дела его остались. И плоды его трудов. С ними что делать?
–Тоже простить!– поспешно проговорила Люсиль.
–Ну хорошо,– согласился волхв и отколол от шерсти волчовки намерзшую сосульку.– Например, один решил устроить войну, потом помер. Править остался его сын. Кто, по-твоему, должен теперь отвечать за военные действия?
Люсиль неоднозначно покачала головой и протянула:
–Ну…
–Или,– продолжил Олег нравоучительно,– наплодится какой-нибудь граф, как завещает одно из учений, а наследника не назначит. И начинается грызня за его имущество. Кто за это должен отвечать?
Люсиль открыла и закрыла рот, поскольку не нашлась с ответом, но на всякий случай высоко задрала подбородок и сделала вид, что очень обиделась. Больше она говорить не стала, и без лишних слов ясно – Олег прав. Он бы и сам рад почаще ошибаться, но по иронии как раз чаще оказывается прав. Несовершенная система людской жизни. Но это пока.
Полет пошел спокойный, гроза осталась далеко позади, а под дирижаблем через некоторое время облака пошли ровные и в их просветах видно, как блестит далекая морская гладь. Ветер на высоте холодный, но равномерный, и дирижабль летит плавно, хоть и быстро. Прячась от холода, Люсиль снова сползла на пол и забралась между оставшимися мешками, обхватив колени и скукожившись, как сухая виноградина. Савмак остался на месте – так и сидит, могучий и бледный, на ящике в самом углу.
Олег закрепил ручку лопастей так, чтобы она не вертелась сама по себе, и сам опустился на ящик у борта. Взгляд устремился вдаль, глазам всегда хорошо, когда смотришь за горизонт, какие-то связки внутри натягиваются, тренируются, а зрение становится острее.
Солнце плывет в небе, подобно далекому великану, который знать не знает о том, что творится внизу, но все равно льет живительные свет и тепло на всех мирских тварей. Его скудное тепло пригрело лицо Олега, веки смежились, волхв позволил расслаблению взять ненадолго над собой верх, потому как без хорошего отдыха нет и хорошего труда.
Даже с закрытыми глазами он продолжил видеть небо, солнце и дирижабль со спутниками. Вон они, сидят и не представляют, как в действительности все сложно устроено. Для ратника все должно быть четко и понятно – он воин, а воины привыкли беспрекословно выполнять приказы, не подвергая их сомнениям. Мир Люсиль окутан романтическим ореолом приключений и справедливости, границы которой определила она сама, что совсем не означает объективность. Каждый из них по-своему прав, потому как глядит на мир только из своей головы.
Дирижабль качнулся и пошел резвее – попутный ветер проявил благосклонность. Но когда люлька чуть накренилась от небольшого порыва, в нее ввалился мужчина, крупный и с большой кудрявой бородой до самого живота. Волосы светятся белизной, образуя нимб, густые и крутятся завитушками до пояса, а глаза такие голубые, что аж сияют. Белая риза развевается на ветру, омофор трепыхается, будто обычный шарф.
Мужчина встряхнулся, как мокрый пес, и с улыбкой во все жемчужные зубы прогудел, подобно ветру:
–А мы ставки делали – выберетесь из бури или рухнете в море к Переплуту.
Олег оглядел его сверху вниз и обратно, покачал головой.
–С ним мы уже беседовали,– сказал он.– Вроде даже договорились. Сколько ставили хоть?
Древний бог хмыкнул деловито и ответил гулко:
–Ну как водится, на настье и ненастье.
Олег разочарованно отмахнулся.
–Я думал, хоть на что-то дельное,– отозвался он.– Настье и ненастье ты и так все время сотворяешь.
Божество развело руками.
–Так я ж не сам. Дети мои шалили. Позвизд все устроил. Мощно, с размахом и буйством. Как тебе такая красота, а, богоборец?
Он указал назад, где очень далеко все еще виднеется черно-фиолетовый грозовой фронт со всполохами и блеском.
Олег кивнул одобрительно и проговорил:
–Если дети уже такое могут, значит, не зря растил.
–Не зря,– с многозначительным вздохом согласился древний бог, в его голубых очах возникла печаль и безысходность, которые он неумело постарался укрыть от посторонних глаз.
От Олега не ускользнуло это, он произнес ободряюще:
–Главная задача родителя сделать так, чтобы дети смогли обойтись без него.