Савмак скользнул быстрым взглядом по Олегу, веки прищурились, пару мгновений ратник шевелил бровями, а потом, догадавшись, закивал и расплылся в широкой улыбке.
–Ты у нас красивая и боевая, любой женщине этого достаточно для гордости,– сказал он.
–А я не любая,– фыркнула она.
–Так мы с пастором это знаем. Да, пастор?– миролюбиво произнес ратник.– А если чутка подумаешь, и сама догадаешься, о чем он толкует.
Пока вокруг шумели посетители, перед Олегом и его спутниками на стол опустились три тарелки. В каждой что-то маленькое, дымящееся и похожее на червяков. Рядом в этих же тарелках рыжая кучка, пахнущая острым перцем, и тут же белесая лужица с волокнистыми прожилками. В середину парнишка поставил плошку с очень маленькими тушеными лапками, посыпанными зеленью и политыми красной подливой. Вторая плошка наполнена ракушками, с воткнутыми с них палками. Савмак с сомнением посмотрел на принесенное и потянул носом. Пахнет вроде мясом, но на мясо совсем не похоже.
–Это чего такое?– настороженно спросил ратник парнишку.– Съедобное хоть?
Тот с воодушевлением расплылся в услужливой улыбке и проговорил с поклоном:
–Господин, это наши лучшие блюда. Мы приносим их только самым уважаемым гостям.
Савмак взял двумя пальцами одну из лапок, поднес к носу и придирчиво рассмотрел со всех сторон. Губы скривились в озадаченности, ратник аккуратно высунул язык и лизнул. Гоняя во рту остатки вкуса и с видом человека, знающего толк в еде, Савмак задумчиво поглядел на потолок и пошевелил языком, не размыкая губ.
–Ну…– протянул он веско через пару мгновений,– мясо как мясо. Вроде не курятина, но вроде и курятина. Жрать можно.
После чего запустил пятерню в тарелку и одним махом отправил в рот целую горсть тушеных лапок. Они сочно захрустели на зубах, губы ратника расплылись в довольной улыбке, а выражение лица стало добрее. Ракушки он тоже забросил в рот сразу несколько, разгрыз и с бульканьем проглотил. Лицо поморщилось, он попробовал еще несколько штук, потом покачал головой.
–Нет, ракушки жрать не буду,– убежденно сказал он.– Недоварили вы их, что ли. На зубах хрустят, мяса мало.
Парнишка-разносчик выпучился на него так, будто ему на палец наступили, но орать не положено, его пальцы нервно вцепились в край подноса.
–Даже кости не плюет… Эскарго с раковинами ест…– прошептал разносчик растерянно и впечатленно.– Это как так…
Ратник продолжал активно жевать, разгрызая мелкие косточки крепкими зубами.
–Да как обычно,– сообщил он, отправляя в рот остатки лапок и овощей.– Ты это, давай неси полную порцию. Пробу я снял, для еды годится. Теперь можно и поесть.
Разносчик побледнел, из его легких вырвался нервный ик, парнишка развернулся на пятках и побежал в кухню.
Савмак быстро уписал все, что ему принесли на тарелках, кроме ракушек, и теперь с интересом поглядывает в плошки к Люсиль и Олегу.
–Вроде вкусно,– проговорил ратник, потирая ладонью живот,– но как-то совсем на один зуб.
Люсиль в этот раз ела аккуратно – клюет, как птичка, отщипывая от лапок маленькие кусочки, затем макает в белую и красную подливу, после чего аккуратно отправляет в рот. А как жует – вообще не видно.
Олег проговорил наставительно ратнику:
–А ты не торопись. Для хорошего пищеварения есть надо маленькими кусками, хотя бы размером с орех, а не репу. Видишь, как Люсиль замечательно ест? Потому и стройная, как березка.
Савмак хохотнул и хлопнул себя ладонями по животу, которого вообще-то нет, а под рубахой пласты стальных мышц.
–А я и репу могу целиком в рот запихать,– ответил он гордо.– Жевать, правда, неудобно, челюсть болит. Но коли надо, что поделать. Когда жрать охота, надо не щелкать носом. А то понабегут всякие, останешься не только без еды, но и без штанов.
–В большой семье, стало быть, вырос,– заключил Олег.
Ратник охотно закивал.
–Еще как большой,– усмехнулся он.– У нас в деревне принято было детишек растить. Одних только братьев у меня десяток. Это не считая сестер, которых до кучи пятеро.
Люсиль аж поперхнулась и в изумлении заворочала глазами, взгляд переползает с Олега на Савмака и обратно, даже челюсти жевать перестали.
–Это что же?– выдохнула она неверяще.– Твоя матушка родила пятнадцать детей?
Спина ратника выпрямилась, плечи расправились, он кивнул с гордостью.
–И хотела больше, для ровного числа,– сообщил он.– Но батя сказал, достаточно. Все равно не угадать, кто родится. А девок тем более надо пристраивать, приданное им всякое.
–Будто женщина без замужества не может обойтись в жизни,– фыркнула Люсиль и отправила в рот очередную лапку в подливке.
Савмак покосился на нее хмуро, но во взгляде пробежала отеческая забота.
–Не может,– проговорил он терпеливо.– Иначе кто ее защищать будет, когда родители покинут этот мир?
–Сама и будет защищаться,– поторопившись, ответила Люсиль, но тут же прикусила губу и виновато покосилась на Олега.
Волхв хмыкнул. Женщины, как кошки, чувствуют изменения задолго до появления видимых признаков. Вот и Люсиль своим врожденным чутьем, какое есть у любой женщины и которое они гордо называют интуицией, улавливает веяния будущего. Он тоже предвидит перемены, хотя до них пока долго. Но они грядут во всем и, судя по недавней моде жечь красивых баб на кострах, накренится мир в другую сторону. Впрочем, тоже временно.
–Ибо все временно…– пробормотал он под нос, увлекшись размышлениями о важном.
Савмак не расслышал, обернулся к нему.
–Чего? А? Видишь, Люсиль,– проговорил ратник, умозрительно решив, что понял, о чем вещает Олег,– пастор тоже со мной согласен. Ну как ты будешь защищаться, если ладно я, но даже мальчишка-разносчик тебя соплей перешибет?
Люсиль гордо выкатила грудь, ткань на самых выступающих частях натянулась, подчеркивая красивые формы.
–Напомнить, как я сражалась с разбойниками?– спросила она с достоинством.– Наравне с вами!
–Ну скажешь тоже,– усмехнулся ратник,– какой там наравне.
Люсиль кивнула.
–Ну хорошо,– согласилась она,– пусть и не совсем наравне. Но дубинка в моих руках держалась уверенно и крепко. И не говори, что я вам не помогала.
–Помогала,– чуть кривясь и нехотя, все же согласился Савмак,– но твоими руками лучше обнимать, а не дубинками махать. Все же каждый должен заниматься своим делом. Воин – идти и защищать, красивая девица – любить и сохранять, пастор – молиться и спасать. Так, пастор? Ведь так?
Они оба оглянулись на Олега, в глазах ожидание, каждый желает подтверждения собственного мнения, чтобы потом победно выкатить грудь и взглядом втоптать противника в пол. Олег вздохнул, они оба правы и не правы одновременно, потому как горячи в своей юности и порывах. Но и он сам в глазах вечности выглядит точно так же.