— Чёрта с два, — сказал я твёрдо. — Один шаг к моей дочери, и я вам ноги переломаю.
— Вы не понимаете!
— Это вы не понимаете, Лейх. Мне плевать, что она сделает с вашим драгоценным Мультиверсумом. Не знаю, насколько меня хватит, но пока смогу, буду убивать каждого, кто попробует ей навредить. Будь то Конгрегация, Кафедра, корректоры, редакторы, Чёрные, Белые или Голубые. Если в результате чёртов Великий Фрактал превратится в тыкву, мне насрать. Так и передайте вашему брату и его шайке.
Теконис смотрит на меня чёрными стёклами с непередаваемым возмущением, но мне пофиг. Граф Морикарский угробил за одного ребёнка целый мир, а я и Мультиверсум не пожалею. Мультиверсум без Нагмы мне не нужен.
— А ведь я пытался вас защищать! — выдавливает, наконец, Теконис. — Но, похоже, зря. Вы удивительно безответственный человек.
— Идите отсюда подобру-поздорову, — сказал я устало. — Не пересекайте границ моей ответственности.
Теконис пошёл обратно в здание ареопага, каждым шагом выражая ярость и возмущение, а я вернулся к Аннушке.
— Проблемы? — спросила она.
— Не больше, чем раньше, — ответил я.
— Да куда уж больше-то… А что, девочка действительно может что-то натворить, или Конгрегация тупо на принцип пошла? Я слышала о таких, как она, но встречать не доводилось.
— Однажды она обломала планы Ушедших одним рисунком.
— А, это там, куда я за вами моталась? Странненький такой срез?
— Ещё какой странненький. Но было в нём и своё очарование. Неон, туман, всё такое.
— Да, забавная, похоже, у тебя девчуля. Жаль, что её грохнут. А что она там рисует?
— Не знаю. Дорисует и скажет.
— Я уже, пап, — поднялась с бордюра Нагма, — ох, всю попу отсидела…
— Что-то вышло, колбаса?
— Да, Аллах посмотрел моими глазами. Я его очень сильно попросила.
— И что увидел?
— Не уверена. Но, мне кажется, нам сейчас расскажут…
От здания ареопага в нашу сторону бегут люди в балахонах. Это так же неестественно, как бегущий генерал, который, как известно каждому военному, в мирное время вызывает смех, а в военное — панику. Забег ареопажников смотрится разом тревожно и комично. Если не хотите выглядеть глупо при беготне, не носите балахонов. Приходится приподнимать подол руками, что необратимо портит эстетику аллюра.
— Стоять! — сказал я решительно. — Ни шагу дальше.
Конгрегаты остановились не сразу, но, разглядев пистолет в моей руке, дали-таки по тормозам.
— Вы снова размахиваете своим оружием? — сказал запыхавшийся Мелехрим. — Пистолет не аргумент.
— А пулемёт? — спросила Аннушка.
Я скосил глаз и увидел, что она стоит в кузове пикапа, смотрит на ареопаг поверх ствола, и на лице её ширится добрая улыбка предвкушения. Кажется, у неё действительно «накопилось».
— Что ты натворила, дрянная девчонка! — завопила пучеглазая женщина.
Вот же вредная баба, неймётся ей.
— А что я натворила? — невинным голосом спросила Нагма.
— Лейхерот, в чём дело? — спросил я «нашего» Текониса.
— Не знаю, — ответил он. — Но Фрактал дрогнул так, что мы все почувствовали.
— Мало ли, какая муха его укусила, — пожал плечами я. — Может, просто совпало.
— Нет, что-то изменилось, я вижу, — сказал слепец, поводя своими окулярами. — Просто не могу понять, что именно. Какая-то мелочь. Но мелочь важная!
— Кажется, мы зашли в тупик, — признал Мелехрим, отдышавшись. — В любом случае, они под защитой моего слова. Давайте вернёмся в зал, у нас следующее дело.
Балахонистые потоптались, глядя на нас неласково, но потом вняли голосу разума и побрели, отдуваясь, обратно. Физподготовка у них в Конгрегации, я смотрю, плохо поставлена. Мы с Нагмой и Аннушкой пошли за ними, и нас, к моему удивлению, никто не остановил. Так и пришли в зал, где сели, скромно пристроившись на стульях в уголке.
— Корректор первого ранга Калеб Гимерон! — объявил Мелехрим. — И женщина, носящая зачатого от него фрактального дисруптора во чреве своём.
Клянусь, он так и сказал: «Во чреве своём»!
— Сраные выпендрёжники, — прокомментировала это Аннушка вполголоса.
Привели Калеба и Анахиту. Мне сразу показалось, что с ними что-то не так. Калеб спотыкается, как будто плохо видит, а Анахита озирается с видом полного непонимания, где она и как тут оказалась. Час назад они выглядели напуганными и расстроенными, но гораздо более адекватными.
— Корректор первого ранга Калеб Гимерон обвиняется… — начал Мелехрим, явно выполняющий функцию секретаря, но его тут же перебила всё та же неприятная баба с симптоматикой гиперфункции щитовидки на лице.
— Какой же он корректор? Вы кого привели?
Калеб растерянно повернулся к ней, поднял голову, и я увидел, что глаза у него вовсе не синие. Обычные такие глаза, зелёные. Вот в кого у Нагмы её гляделки, оказывается.
— Погодите-ка… — сказал Лейхерот.
Он подошёл к Калебу и обошёл вокруг него, пристально пырясь чёрными окулярами. Постоял, обошёл так же вокруг Анахиты. Что-то пробормотал про себя и направился к нам.
— Чего тебе надобно, старче? — спросил я его неласково.
— Могу я посмотреть на вашу дочь, Михаил? Обещаю не пытаться на неё воздействовать.
— Ну… Посмотрите, — сказал я не очень уверенно. — Но, если что…
— Да-да, вы мне ноги переломаете, я помню, — раздражённо ответил он. — Я быстро.
Теконис обошёл вокруг стула, на котором сидит Нагма. Выглядит это довольно зловеще, она непроизвольно поёжилась, но никаких подозрительных действий он не совершил. Попялился и ушёл обратно.
— Что скажешь, Лейх? — спросил его брат.
— Калеб не является корректором. Он вообще не имеет фрактальных способностей.
— Они пропали? Разве так бывает?
— Они не пропали. Их никогда не было, — сердито ответил «наш» Теконис. — Этот человек не был фокусом коллапса, его срез не коллапсировал, он не учился в школе корректоров, не выполнял заданий Конгрегации. Он не корректор и никогда таковым не являлся. Эта причинно-следственная линия элиминирована полностью.
— Я не понимаю, — сказала растерянно пучеглазка. — Тогда что мы тут рассматриваем? В чём суть дела?
— В том, что он, вопреки клятве корректора, зачал двоих детей, которые являются носителями фрактальной дисрупции, а также препятствовал… — начал её сосед.
