— Ну, в оболочке как-то не очень задушевно общаться.
— Ага… И что ты ей сказал?
— Что ничем не могу помочь. Димка смог бы, а я — нет. Я ничего не понимаю ни в технике, ни в экономике, ни в компьютерах. Я больше не вижу референсов. Я обычный полевой врач, у которого нет ни лекарств, ни инструментов, а значит, и в этом качестве я бесполезен. Кроме того, мне теперь шестнадцать, и это невыносимо бесит.
— Ты всё равно хороший, братец Док. Самый-самый лучший на свете, — утешила меня Нагма.
***
— Итак, народ, — сказал я. — Нам предложили стать союзной структурой клана Синей улицы. Я склоняюсь к мысли принять это предложение. Есть возражения, соображения, встречные предложения?
— Прем, да как скажешь! — Шоня.
— Раз ты решил, так и сделаем! — Дженадин.
— Почему нет? — Лирания.
— Будет весело! — Зоник.
— Прем, дашь вштыриться? — Лоля.
— Я — как ты! — важно заявила получившая право голоса Нагма.
Онию по причине малолетства не спрашивают, а Лендик сидит и ждёт своей судьбы, запертый в модуле.
— Все понимают, что от Средки мы оказываемся при этом чертовски далеко? — спросил я недоверчиво. — И условия там вряд ли будут, как в башне?
— Да плевать! — отвечает беззаботно Зоник.
— Не жили хорошо, и нефиг начинать, — отмахивается Колбочка.
— Переживу, — Шоня.
— Мне вообще плевать, — говорит Лирания. — Только у меня одна просьба, прем.
— Что, Лира?
— Помнишь, я говорила про Тохию? Ну, девушку, с которой я дерусь?
— Да, помню её, та ещё оторва.
— Она хочет к нам. В корпу. Я всё собиралась сказать, но не было подходящего момента, а сейчас, как я понимаю, последний шанс.
— В принципе, не возражаю, — растерялся я. — Но правил приёма в корпу мы придумать как-то не удосужились. До этого момента очередь к нам не стояла. Формально мы кооптировали несколько вершков, но это, скорее, дочерняя структура, а не основной состав акционеров…
— Прем, мы — как ты! — заявила Шоня, дословно повторив Нагму.
Я с подозрением покосился на сестру — что-то они какие-то покладистые. Не слишком ли качественно она их обработала? А ну как в клане их отпустит? Осмотрятся вокруг, офигеют и спросят — какого чёрта мы тут забыли?
— Прем, пожалуйста! — просит Лирания, глядя мне в глаза. — У меня не дофига подруг.
Отказать девушке, с которой я так энергично встречал рассвет на крыше, я не могу. Даже если она это устроила специально, чтобы я согласился.
— Ладно, — сказал я. — Но как она к нам доберётся? У неё есть мот или машина?
— Откуда, прем? Она же не из вершков и не клановая. Просто безбашенная низовая девчонка, которой неохота в аренду. Надеялась боями прожить, но это хреновый вариант. Искалечат раньше, чем заработаешь. Слушай, она правда хорошая.
— И я теперь должен ехать за ней на Средку, да? Она стоит такого риска?
— Прем, я тебя прошу. Ты же крутой.
— Не подлизывайся.
— Туда и обратно, я её предупрежу и скину тебе координаты, ну? Я бы с тобой смоталась, но втроём на одном моте…
— Ладно.
— Спасибо, дро! Пойду напишу ей.
***
Ехал не торопясь, спешить нам теперь особо некуда. Правильно ли я поступаю, уходя из города? Удаляясь от Дмитрия с Алькой? Я понятия не имею, как их достать оттуда, где они застряли, но всё равно — как будто бросаю.
Чем обернётся плотный союз с Костлявой? Что бы она ни говорила о союзниках, но мы будем на её территории и в абсолютном меньшинстве. Она сможет диктовать условия. При этом я до сих пор не понимаю, чего именно ей нужно — если раньше мы платили ей за охрану на Средке, то теперь там делать нечего. Даже просто заскочив на пару минут, я прилично рискую. Для такой маленькой и нелепой корпы у нас как-то многовато врагов.
По пути получил на стекло очков сообщение от Сегония: «Прем, можем встретиться?». Чёрт, я и забыл про него. А ведь он, пусть и кооптированный, но тоже член корпы. Надо поставить в известность, что мы сваливаем. И лучше не сообщением, потому что это будет не по-человечески как-то.
Остановился, написал в ответ: «Спускайся. Буду на обычном месте через десять минут», ― и ускорился. Неприятные дела надо делать быстро.
— Прем, получается, всё кончилось? — спрашивает голосом, исполненным глубокого трагизма, Сегоний. — А как же я? Как же мы?
— Да как хочешь, дро. Был бизнес — было сотрудничество. Накрылся бизнес — накрылось и оно. По независящим, заметь, обстоятельствам. Просто, если мы останемся на Средке, нас, скорее всего, убьют. Вас, возможно, тоже. Просто за компанию.
— Но почему? — взвывает он, заблестев слезами в глазах.
— Почему мир так жесток? Так вышло, дро. В конце концов, давай будем откровенными — ни ты, ни твои ребята, ни наши клиенты — никто без Средки не умрёт. Просто немного меньше развлечений для сытых и благополучных вершков. Почти каждый из тех, кто тут гуляет, охотно поменялся бы с вами.
— Но я, но у меня…
— Отношения?
— Да, он… Не из верхних, в общем.
— Ему от тебя нужны только токи?
— Нет, ты что! Он не такой! — возмутился Сегоний.
— Так встречайтесь там, где это бесплатно. Город — это не только Средка, дро.
— Ты понимаешь, он занимается консумацией. В клубе ему платят за то, что клиенты заказывают напитки… А я больше не смогу быть клиентом!
— Если ты ему просто клиент, то ты ничего не теряешь. Если не только, то вы что-нибудь придумаете. Чёрт, Сегоний, ты уже большой мальчик.
— Ладно, прем, — всхлипнул он, — спасибо за всё. Ты нас многому научил, новые возможности, всё такое… Можно, я тебя поцелую на прощание?
— Не стоит, Сегоний. Рукопожатия достаточно.
Он меня всё же обнял, попрощался и ушёл, швыркая носом. Экий сентиментальный. Мне даже как-то неловко стало, хотя на самом деле я ничего ему не должен.
Я никому тут ничего не должен.
***
— Тохия?
— Просто Тоха. Спасибо, что не обломался за мной сгонять.
Девушка крепкая, хорошо сложена, с дерзкой причёской и множеством татуировок по всему телу. Довольно взрослая, лет девятнадцать-двадцать, так что смотрит на меня с привычной уже растерянностью. Сигналы, которые я подаю манерой себя держать, разговором, взглядом, моторикой тела, всей невербаликой, противоречат визуальной информации. Возникает диссонанс, на который люди реагируют по-разному. Чаще всего раздражением, недоверием, иногда агрессией. Древняя сигнальная система распознавания говорит им, что со мной что-то не так, а значит, я, возможно, опасен. Большинство потом привыкают, но чувство непонятной подсознательной неловкости остаётся.
