— Они хоть близки к реальности? — спрашиваю я, записывая координаты и цены в блокнотик. — Гробануться там можно?
— Ты что! — восхищённо замирает Лендик. — Полная имитация, до последней стрелочки! Разработчики гарантируют, что на их алгоритмах киберпилотов прокачивают! Я сначала еле взлетал и приземлиться ни разу не мог, не разбившись. А теперь понемногу стало получаться. Это такой кайф!
— Ну, тренируйся, — отпускаю я его. — Никогда не знаешь, что в жизни пригодится.
Колбочку нашёл возле салона, где танцует её мать. Девушка стоит у окна и смотрит.
— Тебе точно надо это в себе расковыривать? — спрашиваю я.
— Я дура, прем, — вздыхает она. — Считала Лирку сумасшедшей за то, что она ищет, где побольнее. А сама, оказывается, такая же. Смотрю и мучаюсь. Но смотрю.
— Бедолага, — я обнимаю девушку за узкие плечи и прижимаю к себе.
— Знаешь, прем…
— Что?
— Ты ведь никому не расскажешь, правда? Никогда-никогда?
— Конечно.
— Я с ней… Заплатила за заднюю комнату.
— О, чёрт.
— И не говори. Безумие, да? Я совсем долбанутая, прем?
— Ты глубоко травмированная, Дженадин. И да, это чертовски близко к безумию, я серьёзно. Не надо этого делать больше.
— Я знаю. Но почему-то не могу уйти. Смотрю и смотрю, как она танцует. И вспоминаю, как у нас было. И меня снова тошнит и тащит, тащит и тошнит — как если дышки перебрать.
— Пойдём отсюда.
— Зайди к ней, прем, а? Пусть она с тобой, а я посмотрю?
— Дженадин, это очень плохая, совсем дурная идея. Не буду я этого делать, и ты тут не стой.
— Я понимаю, да. Я уже ведро тут наплакала, но боюсь, что пойду снова. И снова. А потому убью её, наверное, чтобы прекратить это. Дашь свой пистолет, прем?
— Не дам. Всё, пошли, — я мягко преодолел её сопротивление и увёл от проклятого шалмана. Плечи под моими руками сотрясаются от рыданий.
Шонька заявляется, когда я отпаиваю Колбочку сладкой газировкой с капелькой алкоголя. Вредно для печени, но психика важнее. Этому миру нужен десант психотерапевтов, крыша у всех не на месте. Впрочем, кто б говорил.
— Ты чего, Док, так просидел тут весь вечер с бумажками? Я с тебя поражаюсь! — удивляется рыжая. — Дженадин, ты плакала, что ли? Иди сюда, у тебя макияж весь на щеки утёк!
Она протирает лицо Колбочки салфеткой, с дивной непосредственностью плюя на неё для увлажнения. Та не сопротивляется, только жалобно шмыгает носом.
— Нет, я это так оставить не могу! — заявляет Шоня. — Если уж мы тратим деньги, как ненормальные, то надо это хотя бы делать с удовольствием! А ну, пошли со мной! Пошли-пошли, ничего даже слышать не хочу!
Шонька, оказывается, отрывается в ночном клубе. Кроме масок и некоторого перебора с неоном, такой наверняка можно и в нашем мире найти. Нарочито индустриальный дизайн помещения, как будто его переделали из заводской подсобки, что вряд ли — откуда на Средке заводы? Грохочет простая, но ритмичная музыка, гоняя бесконечно по кругу один рифф, моргает в такт свет, все пляшут немудрёные танцы — где по одному, а где в компании.
— Сюда! — с трудом перекрикивая музыку, тащит нас за руки Шоня.
Уворачиваясь от танцующих, мы лавируем в толпе — народу на удивление много — и оказываемся у стойки бара. За ней вызывающе кибернетизированный бармен, с механическими руками и заимплантированным чёрт знает чем лицом. Шонька кричит ему неразборчиво и показывает три пальца. Наверное, слух у него тоже электронный, потому что он понимает и быстро выставляет на стойку три хайбола с чем-то слоёным, разноцветным и пузырящимся. Я-подросток решаю: «Да чёрт с ним, разок можно», ― и решительно высаживаю стакан. Жидкость проскакивает внутрь ледяным комком и раскручивается там внезапным жарким торнадо. Меня охватывает офигенное чувство радости, свободы, счастья, любви к этому нелепому неоновому миру и к этим нелепым сумасшедшим девчонкам. «Что это я принял?» — вяло удивляется где-то внутри я-взрослый, но музыка из однообразного долбежа вдруг волшебно преображается в «идеальный ритм для меня», и хохочущая Шоня утаскивает нас с Дженадин на танцпол.
Мы пляшем, не задумываясь над движениями, танцуем так, как хотят наши, неведомо чем накачавшиеся тела, а когда эйфория начинает спадать, возвращаемся к стойке и добавляем ещё. Иногда чувство счастья и любви переполняет нас настолько, что мы уходим с танцпола в одну из бесчисленным маленьких комнат, окружающих зал, и занимаемся там сексом — я с Шоней, я с Дженадин, Дженадин с Шоней, мы втроём… В этом коктейле намешано столько стимуляторов, что мы наслаждаемся друг другом не помню сколько раз за ночь, а потом скачем дальше.
В какой-то момент новые коктейли уже не добавляют нам бодрости, видимо, концентрация достигает максимума, и мы выползаем на улицу. Все ещё смеющиеся и счастливые, но уже смертельно уставшие и начинающие приходить в себя.
— Это была прекрасная ночь, дро, спасибо вам за неё. Я вас обожаю. Всех обожаю. Средку обожаю, — заявила сползающая по стене Шоня. — Лучшая ночь в моей жизни, и она прошла с вами. Это бесценно, запомните! Завтра нам будет немножко стыдно и чуть-чуть неловко за то, что мы вытворяли, но не смейте этому поддаваться. Это всё было не зря. Это было нам нужно! Не знаю, зачем, но непременно нужно! Верьте мне!
Мы поверили. Я подхватил шатающихся девушек и повлёк их к лифту башни. Уже светает, и нам пора. Шоня права. Это нам, и правда, было нужно. Так думают я-подросток и плещущийся во мне волшебный коктейль.
Да и пофиг.
***
— Братик Док, ты как? — озабоченно спрашивает Нагма.
— Лучше, чем ожидал, — сообщаю я, прислушавшись к организму.
Не знаю, чем мы вчера накидались, но похмелья от этого, к счастью, нет. Физического. Моральное… Ну, да, пожалуй, кое-что из случившегося ночью я бы не стал повторять на трезвую голову. В некоторых эпизодах проявилась избыточная раскрепощённость сознания. И я не о танцах. Хотя всё происходило по взаимному (и весьма сильному) желанию, как на это отреагируют участницы ретроспективно — понятия не имею.
— Никогда тебя таким не видела, — сказала Нагма. — Ты был… Странный.
— Передозировка неизвестными психотропами до добра не доводит, — признался я. — Извини, если напугал.
— Нет, я не испугалась, ничуть. Наоборот, ты был весёлый! Никогда бы не подумала. Ты всегда такой…
— Какой?
