— Слипнется. Иди-иди, им сейчас явно не помешает побольше сладкого. От нервов.
— Я же говорю, Лирка наглухо шибанутая, — сказала Колбочка, стоя в трусах и с сожалением разглядывая леггинсы. — Изображает из себя невесть что, прынцесса типа. Можно подумать, я не знаю, что…
— Не надо, Дженадин, — перебил я девушку. — Если хочешь сказать про неё гадость, лучше помолчи.
— Ты всё-таки залип, — грустно констатировала Колбочка. — Я так и знала. На неё все залипают.
— Дело не в этом, — покачал головой я. — Просто хреново за спиной такие вещи обсуждать. Не надо так.
— Залип-залип. Я-то вижу. Но ничего тебе не обломится, не надейся. Лирка-недоторога, на всю башку ушибленная, с тех пор как… Ах да, ты ведь не хочешь знать, да?
— Если бы мне было нужно это знать, она бы мне рассказала, верно?
— Да пофиг, подумаешь, — Колбочка с досадой бросила леггинсы на кровать и принялась натягивать штаны.
— А вот с одёжкой она зря. Сиськи у неё, положим, тоже маловаты, у девушки твоего брата побогаче хозяйство, но штаны, может, и подошли бы. Хотя… Не, Лирка худая слишком, только утягивать.
— Никому, в общем, не угодил, — прокомментировал я с досадой. — Только пересрались на ровном месте.
— Ну, хоть приятными тряпочками по себе повозила, — хмыкнула Колбочка. — Правду говорят, натуральная ткань — тактильный оргазм. Не то что синтетика из автоматов. Ладно, не жила хорошо — и нефиг привыкать.
— Погоди убиваться, — сказал я. — Будут тебе ещё тряпочки. Ты забыла — у вас новый прем, теперь всё по-другому.
***
— Лирания плачет и злится на тебя, Онька плачет и злится на Лиранию, на меня никто не злится, но меня выгнали, — сообщила Нагма. — Я оставила им конфеты.
— Правильно, глазастик, так и надо.
Колбочка уже ушла, я укладываю Нагму спать, время совсем позднее.
— А почему Лира на тебя злится? — сестра прижимается ко мне, упираясь в бок острыми коленками.
— Не знаю, колбаса. Думаю, кто-то её обидел.
— Но ведь не ты? Чего же она на тебя злится?
— Так бывает, спи.
— Это неправильно, ты хороший.
— Никто не бывает хорошим для всех.
— Кроме тебя, — убеждённо ответила Нагма. — Потому что ты самый лучший брат на свете!
— Как скажешь, солнышко. Но ты спи, время к полуночи.
— Скажи, братик Док, — спрашивает она уже совсем сонным голосом. — А ты теперь всегда будешь брат, или потом снова станешь папа?
— Не знаю. А ты бы как хотела?
— И я не знаю, — вздыхает она. — Я тебя и так и так люблю.
— И я тебя, ватрушка. А представь, если я теперь вообще расти не буду? Останусь навсегда мальчишкой?
— Ой, а так бывает? — тут же распахнула зелёные глаза Нагма. — Ты серьёзно?
— Вообще, не бывает, но и помолодеть так, как я, не бывает тоже. Так что я серьёзно. И такое может быть.
Теперь сна ни в одном глазу — выпросталась из-под одеяла, села, натянув на голые коленки «фубольку» с «Металликой».
— Тогда, получается, я однажды до тебя дорасту?
— Получается, так.
— Круто! — возбуждённо сказала Нагма. — А потом стану старше?
— Прикинь — да.
— Агась… — задумалась она.
Хмурит лоб, бровями двигает, щёки надувает, чешет нос — картина «Нагма мыслит».
— О чём думаешь, колбаса?
— Тогда, когда я до тебя дорасту, я с тобой женюсь! — сказала она решительно.
— Правильно «выйду замуж», — поправил я. — Женятся мальчики.
— Неважно, значит, выйду.
— Допустим, — улыбнулся я. — Но ты ведь будешь взрослеть дальше, а я так и останусь подростком. Тебя скоро начнут спрашивать: «Эй, дама, как это вы женились на ребёнке? Вам не стыдно?»
— Пфуй, подумаешь! — отмахнулась Нагма. — Совру, что ты мой сын. А потом тебя усыню, как ты меня удочил!
— Правильно «усыновлю». А я тебя удочерил.
— А потом стану старая, и увнучу! Тогда ты всегда-всегда будешь со мной, да?
— Обязательно буду, козявка. А теперь спи.
— Ладно, — она успокоилась и залезла обратно под одеяло. — Но ты лучше не оставайся таким навсегда. Подожди меня, и будем расти вместе, хорошо?
— Договорились, — согласился я. — Если получится — так и сделаю.
***
На этот раз Кери, увидев меня, не испугался, а обрадовался.
— Ты цел! Я как гвардию увидел, думал всё, хана тебе.
— Не на того напали, — картинно пожал плечами я. — А ты чего к девчонкам побежал?
— Я решил Дженадин рассказать, что их према гвардия прихватила. А она подружку позвала, и понеслись… Я только окно показал, в которое ты влез, дальше они сами…
— А ты чего?
— Мне к полисам нельзя, отец не переживёт.
— А им, значит, можно?
— Я их отговаривал, честно! Но эта, с глазами — вообще бешеная.
— Ладно, не о том речь. Смотри сюда, — я достал из кармана нераспечатанную карту оплаты.
— Это то, что я думаю? — спросил он замирающим голосом.
— Оно самое.
— И сколько там?
— Не знаю, она же не активирована.
— Давай активируем, ты что! Блин, в первый раз своими глазами вижу!
— А вот тут вопрос — если я её активирую, это где-то отображается? Можно узнать, что это именно я?
— Нет, в этом и прикол. Ты активируешь пальцем, она тебя запоминает, но отпечаток даёт доступ только к внутренней памяти, где токены. Кто активировал, того и карта. А радиомодуля, как в айдишках, в ней нет.
— А при оплате?
— Ну, в памяти становится меньше токов.
— И всё?
— Ну да, а что ещё? Самая краймовая штука. Блин, сам себе не верю!
— Давай сюда палец! — я содрал защитную плёнку с карточки.
— Это что, мне? — голос пацана задрожал.
— Палец клади, говорю.
Активированная карта дрогнула, на белой поверхности проступили чёрные цифры.
— Ого, — шёпотом вздохнул Кери.
— Это много?
