— Что же у меня, совсем совести нет, что ли? — возмутилась она.
— А что, есть?
— Есть. Кройчек, скинь ему восемь процентов с суммы, — распорядилась она.
— Ну, Ëнти! — возмутился продавец. — А как же мои комиссионные?
— Заткнись и сделай. А вы идите уже отсюда, не дразните мою интуицию.
Кери расплатился, коснувшись картой терминала, мы вышли в проход между рядами, и я сказал продавщице на прощание:
— Вот видите, никаких неприятностей!
В этот момент над рынком разнёсся пронзительный голос Колбочки:
— Отстань от неё, козел! Прекрати! На помощь, Док! Скорее!
— Никаких, значит? — улыбнулась Ëнти.
Глава 7. Bad girls do it well
Лиранию держит за ворот куртки здоровенный мужичара. Плечи у него раза в три шире, чем задница повисшей на его локте и истошно голосящей Колбочки. Судя по всему, неплохо нашпигован силовыми имплантами — Лирания, поднятая за скрученную под подбородком куртку, еле касается пола ногами, Дженадин повисла на руке всем весом, а он даже не дрогнул. И на крики «Караул, убивают!» тоже не реагирует.
— Да мы корпа! Да ты знаешь, кто наш прем? — разоряется Колбочка. — Отпусти её сейчас же!
Она внезапно впивается в руку зубами, но громила только досадливо морщится, и стряхивает её с локтя одним движением. Движением, от которого у Лирании голова мотнулась так, что, кажется, вот-вот отлетит.
— Отставить! — рявкаю я как могу.
Голос у меня тонковат, выходит не очень убедительно, но интонация верная — мужик ставит Лиранию на пол и поворачивается ко мне.
— А ты что ещё за чёрт? — спрашивает он мрачно.
— Это наш прем! — верещит Колбочка. — Он крутой, он тебе наваляет.
— Заткнись, Дженадин, — прошу я её. — Не лезь. В чём проблема, уважаемый?
— Эта худая шлюха обвинила меня в воровстве! — заявляет полукиборг.
Теперь я вижу, что у него стальной плечевой пояс, а обтянувшая торс майка выдаёт мощные миоусилители. Арендовался в грузчики, или где там требуется навык «бери-тащи».
— Это. Мой. Комбарь! — зло и отрывисто говорит Лирания. — Я его не продавала, значит, его спёрли. А значит, он, если и не вор, то торгует краденым!
— Заткнись, Лирка! — говорю я ей. — Я разберусь!
— За такие слова отвечают! — раздаётся хриплый голос сзади. — Это серьёзное обвинение, ущерб репутации. Ты можешь доказать, что это твоя вещь, девка?
Невзрачный, худой, весь какой-то перекрученный мужичок с мутноватыми глазами на фоне амбала-продавца не смотрится, но я-взрослый мысленно застонал. Я таких мутноглазых ещё с 90-х помню, от них одно время спасу не было. Лирка очень конкретно влипла, а значит, и я тоже. Но она этого, увы, пока не поняла и изо всех сил усугубляет ситуацию.
— Это моя вещь! А он вор и торговец краденым! Пусть немедленно отдаст комбарь! А ты…
— Заткнись сейчас же, идиотка! — прошипел я, незаметно ткнув её пальцем в солнечное сплетение.
Девушка разинула рот, выпучила глаза и переключилась на более актуальный вопрос — как вдохнуть при неработающей диафрагме.
— Извините, что встреваю, уважаемые, — обратился я к мутноглазому, — но девочка не в себе. Травма головы, истерические приступы, болезненный бред. Сами от неё настрадались, вы удивитесь, как. Ждём-не дождёмся, когда в аренду заберут. Вижу, у неё опять обострение, приношу глубочайшие извинения за невольно причинённые ею неудобства.
— А вон та ещё и кусается! — пожаловался басом продавец. — Хорошо, что у меня имплы, а то вдруг ядовитая?
Колбочка уже открывает рот, чтобы возмутиться, но я прожигаю её взглядом, и она послушно закрывает его обратно.
— Ещё раз приношу свои извинения, — искренним тоном добавляю я, — сейчас я их уведу, они не доставят больше никаких проблем. Душевные болезни — такая трагедия! Вы не представляете, сколько хлопот…
Я аккуратно но решительно беру девчонок под руки и шаг за шагом отступаю с места действия. Лирания явно против, но она сейчас дышит только верхушками лёгких и не может ни протестовать, ни сопротивляться.
— А ну-ка стой, пацанчик!
Ну, вот, я так и думал.
— Мы пока не решили вопрос, — продолжает мутноглазый. — Девка обидела честного торговца, нанесла ущерб его деловой репутации. Кто за это ответит?
— С кем имею честь, уважаемый? — я лихорадочно сгребаю в кучку полузабытый опыт первой юности. — Простите моё невежество…
— Я Копень, здешний смотрящий.
— Крайне раз знакомству. Я Док, прем нашей корпы.
— И что у вас за корпа?
—Так, знаете, по мелочи, ничего серьёзного… Шустрим, как можем, выживаем, как умеем.
— Зовётесь вы как, шустрилы?
— О, я польщён, что вы про нас слышали! — я выразил лицом максимум возможного восторга, больно сжав локоть Колбочки, которая снова попыталась что-то сказать. — Шустрилы мы и есть! Корпа начинающая, но у нас большие перспективы!
— Работа у меня такая, всё слышать, — задумчиво сказал Копень, рассматривая меня своими мутными, но острыми глазками. — Так ты, значит, прем?
— Так случилось, — развёл я руками. — Доком называют.
— Так вот, Док, проблема у тебя. Или ты за неё не подпишешься? — он показал кривым тонким пальцем на Лиранию.
— Подпишусь, — вздохнул я, — иначе какой я буду прем?
— Верно, верно… — удовлетворённо кивнул Копень. — Это ты правильный пацан, значит, хоть и молодой.
Я стараюсь не оглядываться и держать зрительный контакт, но краем глаза вижу, что вокруг собирается народ. Видимо, торговля идёт не очень, а тут бесплатный цирк — наглого молодого према будут жизни учить.
— Если бы ты за неё не подписался, — с удовольствием сообщает Копень, — мы бы с неё просто штраф взяли. Тем, чего с девок берут. Заодно, глядишь, и истерики бы прошли. Говорят, это от них лучшее лекарство.
Люди вокруг одобрительно заржали, Лирания дёрнулась, но я продолжаю фиксировать её локоть, а она ещё недостаточно продышалась, чтобы вырваться.
— Но раз ты вписался, то расклад уже другой. Это к твоей корпе конкретная предъява. Как решать будем, прем?
— Готов выслушать ваши предложения, уважаемый. Вы, я вижу, человек опытный, в авторитете, кого, как не вас, в таких делах слушать.