Вернувшись, застал Нагму уже одну, проснувшуюся, но ещё не умытую.
— Братец, ты вернулся! — зевнула она. — Мы вас ждали-ждали, а потом уснули. Онька пошла к себе. А вы ходили на рынок? А что видели? А что там интересного? А карандаши там есть? А заколочки? У меня совсем мало заколочек теперь…
— Так себе сходили, — признался я. — Из интересного нашли кучу неприятностей. В основном, правда, я. И ещё Дженадин простудилась, под дождь попали.
— Да, так громыхало… Представляешь, Онька грозы боится! Спряталась под одеяло и заплакала. Я к ней туда залезла с фонариком, и говорю: давай играть, что мы в пещере? В пещеру молния никак не попадёт! Она сначала боялась, а потом перестала.
— Умничка, ватрушка. Так и надо.
— Агась. Хорошо, что ты вернулся, — сказала Нагма. — Грозы я не боюсь, а вот остаться без тебя — очень!
Она запрыгнула мне на колени, и так неудачно попала по больному месту, что я непроизвольно дёрнулся.
— Я сделала тебе больно? Прости, я случайно…
— Нет, не ты, не волнуйся. Иди умываться, чисти зубы, и подумаем, чем тебя покормить…
— Я чувствую, тебе больно, — упрямо сказала девочка. — Тебя побили? Где болит?
— Да, немного досталось, ерунда. Пройдёт.
— Знаешь, братец, почему-то Аллах не хочет тут смотреть моими глазами, — пожаловалась она. — Я пробовала, ничего не получается. Рисунки остаются просто рисунками.
— Возможно, в этом мире нет Аллаха, козявка, — сказал я почти серьёзно.
— Аллаха нет только в аду, — покачала головой Нагма. — Потому что там Шайтан. Разве тут ад?
— Знаешь, колбаса, этот мир ближе к нему, чем кажется…
***
Пока Нагма умывалась, вернулась расстроенная Онька. Глаза опять на мокром месте — я заметил, что девочка часто плачет и вообще довольно нервная. Ничего удивительного: остаться в семь лет в чужом мире без родителей — не лучший опыт.
— Лира не вернулась! — пожаловалась она, шмыгая носом. — Комната закрыта. Я боюсь! Вдруг она пропала!
— Я её видел недавно, она чувствовала себя хорошо, — утешил я ребёнка. — Определённо лучше, чем я. Может быть, она просто решила прогуляться. Проветрить тараканов.
— Каких тараканов?
— Неважно. Всё с ней нормально будет, я думаю.
— Я кушать хочу! — сказала Онька. — А дверь закрыта! И айдишка внутри!
— Ничего. Сейчас Нагма умоется, и пойдём кормиться. Тебе бы тоже не помешало умыться и причесаться, кстати.
— Мне Лира волосы всегда заплетает…
— Я не умею плести косички, извини. Но умыться всё равно стоит. У тебя такой вид, как будто ты много плакала.
— Это потому, что я много плакала!
— А, ну тогда всё в порядке, разумеется. Всё, санитарный отсек свободен, иди умываться…
***
Здоровенный вендинговый автомат в вестибюле кондоминиума я посещаю впервые. Без айди тут не получить даже бесплатное пластмассовое хрючево для соцавансников, но наличие активированной токен-карты всё меняет. Все автоматы низов помимо урезанного бесплатного ассортимента имеют и возможность заказа за деньги. В списке не так много, как на Средке, но всё познаётся в сравнении. Платная еда, по крайней мере, меньше похожа на политый сиропом пенопласт.
— Выбирайте что хотите, мелочь! — сделал я щедрый жест.
— Всё-всё? — переспросила Нагма.
— С одним условием — поешьте нормально, сладости на десерт. А не наоборот.
Девчонки заметались перед терминалом заказа — выбирая, отменяя выбор, выбирая снова, увлечённо споря о вкусах и меряясь предпочтениями.
Я заказал себе стакан горячей острой лапши и одноразовую термокружку с кофе.
Проходивший мимо Ойпер — который Пегля, оставшийся не при делах шнырь, — повёл носом.
— О, пахнет, как на Средке!
— Хочешь?
— Спрашиваешь, прем!
— Выбирай, я угощаю.
Пегля выбрал быстро — просто ткнул пальцем в несколько пунктов, отсортировав список по цене. И нет, не с того конца, где дешевле.
Я без возражений оплатил, и на его лице отразилась досада, что взял так мало.
— Собери народ через часик во дворе, — сказал я ему. — Скажи, прем говорить будет!
— Так, мелочь, кто там хотел заколочек? — обратился я к детям, когда Пегля ушёл. — За деньги тут не только еда!
— Уи-и-и-и! Братик Док, а можно Оньке браслетик? Она очень хочет!
— Можно. А ещё набери себе трусиков и носочков.
— И фубольку?
— И футболку. И знаешь, Оньке тоже возьми, а то у неё только то, что на ней. Вдруг Лирания ещё задержится?
Нагма посмотрела на меня серьёзным вдумчивым взглядом, покосилась на девочку и ничего не спросила. Она удивительно чувствительна к людям и обстоятельствам. Даже если Аллах сейчас не хочет смотреть её глазами.
Кстати, это он зря. Чьими же ещё?
***
Подростки, собравшиеся во дворе, выглядят рассеянными и скептичными. Наверное, уже решили, что новый прем такой же пустой трындёжник, как старый, только морды не бьёт. А раз не бьёт, то можно и внимания на него не обращать.
В этот раз даже меньше народу, чем в прошлый. Так и не вернулась Лирания, нет Колбочки — наверное, отсыпается, — не хватает ещё человек пяти-шести, но я их не знаю. Я тут никого почти не знаю, кроме как в лицо. Некогда мне было ими заниматься и незачем. Но придётся.
— Итак, всем слушать сюда, — сказал я внушительно. — Это, возможно, самое важное, что вы услышите в своей жизни. Это ваш единственный шанс. Вы можете свободно его просрать, и многие из вас так и сделают. Но другого шанса у вас не будет.
Внимания я добился. Шушуканья прекратились, воцарилась тишина, все на меня смотрят.
— Сегодня, вот прямо сейчас, всё решится. Я никого не удерживаю и ни за кого не сделаю выбор. Но те, кто останется со мной, навсегда выпадут из системы. Они не сдадут себя в аренду, не станут чужим имуществом, их не будут драть во все дыры в борделях, они не станут подъёмными механизмами на складах, манипуляторами у станков, устройствами для убийства и так далее. Если вы остаётесь — аренды для вас не будет.
— А что будет? — спросила красивая девушка с огненными волосами.
— Будет разное, — сказал я честно. — Иногда будет страшно, иногда — опасно, иногда будет пусто, иногда — густо. Вы начнёте делать вещи, о которых сейчас даже боитесь подумать, и пожалеете о многом из сделанного. Но лучше сделать и пожалеть, чем не сделать. Может быть, жизнь для кого-то из вас превратится в кошмар. Но эта жизнь у вас по крайней мере будет. Целая ваша жизнь, а не пунктир аренды.
