На белом прямоугольнике написано: «Анатолий Евгеньевич Резкий, замкуратора» и указан номер телефона. Ничего больше. Наверное, сапиенти сат.
— Кто это был? — спросила нервно Анахита.
В коридоре торчат встревоженные физиономии девочек и любопытные уши Нагмы.
— Представитель государства, — ответил я уклончиво. — Одного из ведомств.
— И что ему было нужно?
— Информация, в основном.
— Нам снова придётся бежать? — поджала губы она.
— Нет. Для вас ничего не меняется.
— А для тебя?
— Пока не знаю, — признался я. — Но, кажется, прямо сейчас у государства нет ко мне претензий.
***
Слон заявился в ночи и, бесцеремонно выдернув меня из постели почти-жены, сказал только:
— Собирайтесь, народ. Отбываем.
Алька с Калидией заметались, трепеща крылышками, как два мотылька, — они успели обрасти платьями, сандаликами, шляпками, купальниками, косметикой, сувенирами и ещё какой-то чепухнёй, которая теперь даже близко не влезает в те рюкзаки, с которыми они приехали.
— Оставьте тут, — сказал безжалостно Слон. — Там не пригодится.
— Но как же! — жалобной чаечкой вскрикивает Алька.
— Но жалко же! — вторит ей Калидия.
«Какие они всё-таки дети», ― думаю я. Мой рюкзак собран ещё вчера, я знал, что наше время вышло.
— Уходишь? — бессмысленно спрашивает Анахита.
— Привыкай, — отвечаю я. — В моей работе сплошные командировки.
— Па-ап? — повисает в воздух полувопрос проснувшейся Нагмы.
Она стоит в дверях свой комнаты в футболке «Металлика» до колена и трогательно жмурится зелёными глазами на яркий свет.
— Пока, милая. Буду скучать, — обнимаю я её, вдыхая запах сонного ребёнка.
— Ты скоро вернёшься, пап?
— Как только смогу, дочка. Не скучай.
— Может быть, немножко, — вздыхает она.
— Немножко — можно, — соглашаюсь я. — Иди спать, так время быстрее проходит.
Отнёс Нагму в кровать, чмокнул в щёчку, вышел и закрыл дверь.
— Ты впервые назвал её «дочкой», — сказала нейтрально Анахита. — Не колбасой, не егозой, не козявкой и не глазастиком.
— Не цепляйся к словам, — отмахнулся я.
— Как скажешь. Буду ждать. Возвращайся.
***
Кросс-локус выкинул нас в огромный тёмный старый гараж, который мы покинули, проскрипев ржавыми воротами. Под колёса привычно полетела дорога очередного пустого мира. Когда-то тут жили люди, оставившие нам довольно приличный асфальт, за что им большое спасибо. Потом они куда-то делись, и теперь никто кроме нас не оставляет на нём следы. За это им отдельное большое спасибо, компания нам не нужна.
Про безлюдные миры рассказывают всякие ужасы, но Слон над ними только смеётся:
— Не бери в голову, Докище, там просто все умерли. Мёртвые не кусаются, йо-хо-хо!
С ним сложно не согласиться — девяносто девять процентов наших неприятностей на просторах Мультиверсума имели антропогенный характер. Один процент оставим на собственный долбоебизм и непредусмотрительность. В общем, нет людей — нет проблем. И наоборот.
Так что я даже не очень удивился, когда вместо главной базы, расположенной в нашем со Слоном родном мире, он привёз нас по заброшенной пыльной дороге в заброшенный пыльный отель в заброшенном пыльном мире. На его парковке, как цветные пятна на чёрно-белом фото, ярко выделяется техника группы — несколько MRAP-ов, военные грузовики, два наливняка с топливом, пикапы с пулемётными точками, обычные штатские внедорожники разных систем. Все они набиты под завязку разными грузами. С некоторым удивлением отметил наличие машины Петра. Не думал, что Слон продолжает с ним сотрудничество.
— Ого, ты объявил полную эвакуацию? — удивился я.
— Пришлось, — мрачно ответил Слон. — Мы с размаху наступили Конторе на яйца, а они опознали нас по отпечатку ботинка. Здесь не достанут.
В отеле собралась вся группа, включая хозяйственников и снабженцев во главе с Джаббой, которая окинула меня привычно неприязненным взглядом и чуть не сплюнула.
— Всё молодеешь, да? — спросила она. — Ничего, все там будем…
Сама Джабба, надо признать, не молодеет, не худеет и не становится краше. Добрее и милее тоже.
На парковке молотят генераторы, в здании есть свет и вода. Народу довольно много, Слон оперативно нарастил численность группы до прежнего уровня. Я, как водится, практически никого не знаю, зато почти все знают меня.
Пётр, имеющий измученный вид вынужденно трезвого алкоголика, поймал меня на пороге комнаты.
— Куда мою бывшую дел? — спросил он.
Я подчёркнуто удивлённо осмотрел его с ног до головы.
— Чего молчишь?
— Думаю, как тебе лучше врезать, — ответил я.
С одной стороны, хочется так, чтобы зубы веером. С другой — я же военмед, мне его потом и лечить. Дилемма.
— Окрутила она тебя, да? — продолжает этот бесстрашный человек. — Это она умеет…
Неужели вынужденная трезвость — по тревоге в группе полный сухой закон — настолько близко подтолкнула его к суициду? Если я отшибу ему башку совсем, то и вопрос последующего лечения снимается…
— Ты ещё не понял? Это не я малолетку соблазнил и с кыштака увёз, это она меня охомутала. Да у меня таких сосок в каждом мире по три штуки было, на кой чёрт мне с собой возить? Торговцу за зеркальце и бусики любая туземка даст. А она меня так заморочила, что сам не заметил, как на свою шею усадил. Не успел оглянуться — а она уже моим делом рулит, моими деньгами распоряжается, а потом раз — и беременная. Если бы не диагноз, я б так и думал, что мой! Растил бы чужого крысёныша…
***
— Отставить смертоубийство! — оттащил меня Слон. — Ну въеби ему раз, ну два, ну с ноги добавь — но наглухо-то зачем валить? Где я тебе ещё одного проводника найду? Не мне же самому за жратвой и горючкой гонять?
— Нарывается, — пояснил я недовольно. — Вот просто просит: «Вломи мне, товарищ, козлу позорному!»
— Вломил?
— Мало.
— Закроем контракт — хоть на фарш его крути, слова не скажу. А сейчас отставить. Ты же замо́к, какой пример подаёшь бойцам?
Я устыдился. И правда, нехорошо как-то вышло. Надо было подальше от располаги отвести и там урыть нахрен.
— Ещё увидимся, — пообещал я Петру, успокаиваясь.
— Когда мы ещё увидимся, ты мне спасибо скажешь! — сплюнул кровью из разбитой губы он. — Я не обижаюсь, это она тебе башку заморочила, подбросила кукушонка своего и на шею села. Но однажды ты прозреешь, как я прозрел, и вот тогда тебе будет стыдно за сегодняшнее!
