— Куча разных очков валяется в остатках товара у того мудня, — махнул рукой Слон, — он такой жадный, что ничего не выбрасывает.
— Хорошая новость! — воодушевился я. — Сейчас, руку замотаю, и пойду, пороюсь. Достала эта пресбиопия, сил нет. Но тебе ведь что-то ещё надо? Кроме разрешения хоботом помахать?
— Да, Докище. Мне нужен ты.
— Нахрена, Слон? Я не шучу и не кокетничаю — мой талант ушёл, а в бою меня можно разве что мишенью выставить. Чтобы враг патроны зря потратил.
— Слушай, блин, нас, первого состава осталось трое — я, ты и Змейса. Без тебя всё будет не то…
— Не гони, Слоняра, — поморщился я. — Не изображай романтика. Я не Змеямба, я не поведусь.
— Креон тебя хочет, аж кушать не может, — неохотно признался Слон.
— Нахрена?
— А я знаю? Он ещё на базе ко мне подъезжал: ах, мол, как жаль, что ваш колдун помер, не знаете ли вы, где ещё такие водятся?
— Он же меня сам лесом послал, — удивился я. — Меня потом дочка его нанимала, вспомни.
— Так-то оно так, — кивнул Слон, — но есть, сука, нюансец. Пока мы на его базе сидели, к нему какие-то шаманы таскались. И спрашивал он их, в том числе, про твои таланты — что, да как, да почему, и через какое коромысло работает.
— И что ему сказали шаманы?
— А вот без понятия, — вздохнул он. — Они мой жучок на второй день спалили. Так что вопрос у меня есть, а ответа нет. Но как он его получил, так вокруг меня и забегал ― вынь да положь ему ещё одного Дока.
— И ты начал крутить хоботом? — догадался я.
— А что, надо было сказать «нет»? Я высказывался предположительно. Теоретически. И гипотетически. В сослагательном, мать его, наклонении. Ежели, мол, чего, так вот вам и пожалуйста. А ежели нет — то не извольте, барин, гневаться…
— То есть, — резюмировал я, — кормил его говном.
— Но ведь я был прав! Вот он ты! Живой! Да он тебе больше, чем дочке обрадовался. На дочку он так, косяка даванул, сказал что-то и дальше покатил. Она сразу кочан глазастый повесила, да так и потрюхала сзади, как обоссанная. Хотя коник у неё знатный, я б не отказался.
— Знатная. Это самочка. Багха зовут.
— Буду иметь в виду. Мало ли, будет вязка, возьму котёночка…
— Слон.
— Что сразу «Слон»?
— Я тебе русским языком говорю — нет во мне больше никаких талантов. Я бесполезный старик.
— Но Креон-то об этом не знает!
— Так ведь узнает!
— Знаешь, однажды Ходжа Насреддин обещал падишаху научить ишака читать.
— И?
— Так вот, он обещал это сделать за восемь лет. И когда его спросили: «Ходжа, но что ты будешь делать через восемь лет?» ― он ответил: «За восемь лет помру либо я, либо ишак, либо падишах. А плату я взял авансом!»
— Ты хочешь кинуть Креона? — удивился я.
— Докище, — мы как раз дошли до дверей моей комнаты. Слон остановился, развернул меня лицом к себе, и сказал твердо, — ещё как хочу!
* * *
Ящик с очками обнаружил в мятой коробке в дальнем углу кузова. Разрешения порыться в сваленном там хламе у владельца не спрашивал, потому что его нокаут перешёл в пьяный сон. Да и плевать мне на его разрешения.
— Когда-то этот грузовик был мне домом, — сказала подошедшая Анахита.
— Прости, что лезу грязными лапами в твою ностальгию, но мне позарез нужны очки, — ответил я.
Я встряхнул коробку.
— Он их так и не выкинул? — засмеялась Анахита. — Вот жопа жадная. Он же их подбирать не умеет! Давай помогу. Прибора нет, но вот тут оптометрическая таблица свёрнута. Похоже, эту коробку десять лет никто не открывал. У тебя дальнозоркость, значит, вот этот набор линз. Видишь, какие оправы?
— Не «Райбан», — кивнул я. — На слесарные похожи.
— Зато они регулируемые. Смотри, вот здесь ослабляем винтик…
— Я даже сам винтик не вижу…
— Ничего, я сделаю. Выставляем межзрачковое расстояние и фиксируем. А теперь вставляем линзы… Эту строчку можешь прочитать?
— Я смотрю, не горишь желанием упасть в объятия бывшему? — спросил я, пока мы возимся с очками.
— Правильно ты ему врезал, — буркнула Анахита.
— Уже донесли?
— А как же. Товарищ твой, который Слон, художественно расписал, как ты за мою честь вступился. Спасибо, кстати, это мило. Хотя я и сама бы не затруднилась.
— Не за что. Так, накатило что-то.
— Рука болит?
— Ах, ты об этом… Я старик, у меня всегда что-то болит.
— Ладно, чёрт с ним, с Петей. Мудак он был, мудак он и остался. Скажи мне, Док, что творится с Нагмой?
— У твоей девочки талант. И не только к рисованию. Она из тех, кто видит Великий Фрактал. Может быть, это наследственность, может, так звёзды сошлись… Какой бы Пётр ни был мудак, но он проводник. Это одно из проявлений той же способности — видеть фрактал. То, что спрятано под внешней поверхностью мира, скрыто за завесой иллюзорной причинноследственности. И Нагма этот талант имеет. В чём именно он выражается, я до сих пор не уверен. Сначала мне показалось, что он сродни моему, я даже думал, что невольно послужил катализатором его проявления.
— Это не так?
— Скорее всего, нет. То, что она видит, не референс, это что-то другое. И я бы, честно говоря, с ней не поменялся…
— Ну-ка, попробуй, — Анахита протянула мне очки.
— Хм… Непривычно.
— Очки всегда поначалу напрягают. Но видишь что-то?
— Вижу. Тебя. Оказывается, ты красивая!
— Прекрати, — засмеялась она. — Мне скоро тридцать, а в горах быстро стареют.
Да, я лукавлю. Без очков не были видны детали. Обветренная кожа, вместо ухода и косметики получавшая ветер и ультрафиолет, выгоревшие волосы, сухие, потрескавшиеся губы, мелкие пигментные пятна, мимические морщинки. Все то, что скрывала моя пресбиопия. Она выглядит на десять лет старше, чем могла бы.
— Ты всё ещё юна и прекрасна! Нагма выглядит твоей сестрёнкой! — бессовестно привираю я. — Слон сражён твоей красотой наповал. Он уже успел пошутить про хобот?
— О да, — хихикнула Анахита, — трижды. В напоре и стремительности ему не откажешь.
— Ох уж эти военно-полевые ухаживания! Они скорее тактические, чем тактичные. Спасибо за очки, чувствую себя прозревшим.
— Не за что. Скажи, Док, теперь, когда прибыли твои друзья, всё ведь изменится?
