Разбудила меня Нагма — девчонка расшнуровала берцы и теперь стягивает один с ноги.
— Я ещё жив! — сказал я, зевая. — Рано меня мародёрить.
— Нельзя спать в ботинках, ноги испортишь! — девочка потянула сильнее.
— Я сам, там носки, мягко говоря, несвежие.
— Лежи, старый человек, я их постираю. И ещё если чего грязного есть — давай! Я умею! Мама воды нагрела на плите, у нас будет стирка!
— Грязного у меня есть, — вздохнул я. — Чего у меня нет, так это чистого. Переодеться не во что.
— Я принесу! — подскочила Нагма и умчалась.
Я, скрипя, кряхтя и охая, всё же снял берцы сам. И носки, которыми уже впору клопов морить. Чёрт, как всё болит-то! Но меньше, чем могло бы. Наверное потому, что онемело, пока лежал. Сейчас кровь разойдётся, и заболит с новой силой.
Девчонка притащила наряд по местной моде — широкие штаны, рубаха до колен, шерстяные носки и сандалии. Может, мне бороду отпустить? К такой одежде она прямо напрашивается. Да и бриться нечем — модерновая электробритва, купленная по совету Змеямбы, так и осталась в резиденции Креона с остальными вещами. А жаль, действительно отличный был девайс. Лучше бы его взял, чем карандаши с этюдниками, которые у меня зачем-то засунуты в дейпак. В общем, решено — буду бородат. Бородатый старик выглядит более патриаршисто, не светит обтёкшей морщинистой харей. Колоть щетиной мне больше некого, да и, наверное, незачем. Боюсь, мои постельные подвиги уже окончательно позади.
— Откуда вещи? — спросил я, придирчиво разглядывая рубаху. Ещё не хватало вшей каких-нибудь подцепить. Убедился, что один хрен ничего не вижу, и отложил в сторону.
— Подарки от наших старейшин, — пояснила Нагма. — Мужская одежда, три штуки. Женская одежда, три штуки. Вся хорошая, новая, с вышивкой! Жаль, моего размера нет… Но мама обещала перешить! Мама хорошо шьёт! Женись на ней, старый человек!
— В этом нет необходимости, Нагма. Не думаю, что вы вернётесь в кыштак. И не зови меня «старый человек».
— Тогда я буду называть тебя дедушкой, ладно?
— Лучше просто Док.
— Хорошо, дедушка Док. Снимай свою одежду, я отнесу её стирать. Мама готовит плов, скоро будем ужинать! Мама делает самый вкусный на свете плов! Ты точно не хочешь на ней жениться?
— Думаю, она будет против, — улыбнулся я. — Ты беги, я сейчас переоденусь, тогда заберёшь одежду.
Нагма умчалась, а я подумал, что вот такая шустрая внучка — это удобно. Может, действительно — ну, не жениться, конечно, а, например, удочерить Анахиту?
Не всерьёз, конечно, подумал. На черта ей такой дряхлый отчим? Даже унаследовать от меня нечего, разве что берцы. Но они ей велики будут.
К ужину вышел в обновках. Сандалии грубые и неудобные, всё остальное терпимо. По крайней мере, чистое. Анахита тоже переоделась — к моему удивлению, в женское. Разница не так велика — тоже штаны и рубаха, но больше вышивки и голова с плечами покрыты платком.
— Надоело быть бача-пош, — сказала она, поймав мой вопросительный взгляд. — Всё равно имущества у меня теперь нет.
— И что дальше? — спросил я её, принюхиваясь. Плов действительно пахнет шикарно.
— Не знаю. Не хочу думать. Вот, ешь!
Она поставила передо мной блюдо, на ней горкой плов. Попробовал — вкус не хуже запаха.
— С ума сойти, — засмеялась Анахита, — столько лет не видела, чтобы плов ложкой ели!
— Не привык я руками.
— Да ешь, ешь, я только рада! Осточертело это средневековье. Пациентке твоей я бульона сварила. Вот и польза от моей старой козы.
— Спасибо.
— Тебе спасибо, Док. Благодаря тебе мы с Нагмой живы. А дальше… Ну, дальше будет дальше.
После ужина проведал Калидию. Она ещё слаба, но ей гораздо лучше. Думаю, завтра уже можно пробовать давать твёрдую пищу: варёное мясо, овощи. Ей надо набирать вес, а то скелет-скелетом.
В углу комнаты — нечто вроде муравьиного яйца, только чёрное и размером с Нагму.
— Это моя оболочка, — пояснила девушка. — Пришлось перевести в режим споры. Так она может храниться вечно.
— А обратно как?
— Нужна будет кровь. Много крови, пока она не насытится и не наберёт энергию.
— Человеческой?
— Нет, не обязательно. Это же не первая активация, она уже в слиянии со мной. Любая кровь подойдёт — ведь бульон вы из чего-то сварили? Значит, животные тут есть…
— А ты вообще насколько в курсе насчёт этого места? Это же ваше семейное убежище…
— Не очень, — призналась Калидия. — Была один раз, давно. Помню только, что горы вокруг. Это запасной пункт эвакуации, на самый крайний случай. Основной там, куда отец ушёл. Спасибо, что вытащили меня. Я пыталась спасти маму, но, кажется, не рассчитала сил.
— По большей части это она тебя вытащила, — ответил я. — Ладно, поспи ещё, ты неплохо восстанавливаешься, но сильно не торопись.
— Док?
— Что?
— А вы всегда были такой старый?
Глава 3. Дары ослов
Ночью опять выл Багха, но Нагма не прибегала. Когда мама рядом — не так страшно. Вчера вечером трудами женского коллектива накачали и нагрели воды, я принял ванну. Жалкое, душераздирающее зрелище. Мышечная масса уполовинилась, пузцо торчит, шкура висит. Сам себе неприятен. Но как врач, не могу не признать, что организм, с учётом нового возраста, ещё как-то тащит. Отлежался в горячей ванне — и почти ничего не болит. Тянет, ломит — но не болит же. Это за счастье.
Утром понял, что рано радовался — с кровати еле встал. Пока доковылял в ванную, кое-как расходился, значит, ещё один день впереди. В моём сраном возрасте только так — слава Аллаху за этот день. Или Иблису. Раз болит — значит, жив. Ну, и Ктулху Фхтагн!
Завтрак отныне без кофе, к этому тоже надо привыкать. Буду утешать себя, что в моём сраном возрасте кофе вреден. В нём всё вредно.
Анахита уже растопила плиту, греет воду — среди продуктов мешочек местного чая. Пахнет овцами и сеном, но что поделаешь. На завтрак курт — нечто среднее между солёным творогом и сыром — и лепешка. Меню аборигенное, куда деваться. Куча сырнотворожного молочного разных видов, рис, кукуруза, баранина, козлятина, лепёшки из кукурузной муки, зелень. Местные на таком рационе как-то выживают, авось, и мы справимся.
— Док, я хотела спросить…
— Да, Анахита?
— Можно, я останусь тут? Не вернусь в кыштак? Я буду готовить, убирать…
