— Разве это нормально? — влезла в разговор Алиана. — Если бы у меня был брат, я бы хотела с ним общаться!
— Зачем? — вяло спросила Калидия.
— Ну как же, это брат!
— И что?
Девушки смотрят друг на друга с непониманием. Детдомовская бессемейщина и аристократическая клановость. Одна все детство плакала в казенную подушку, мечтая о семье, другая не знала, куда от нее деться, и в сладких снах видела себя сиротой.
Жизнь всегда дает нам не то, что хочется.
— От чего умер твой брат? — переключаю разговор на себя.
— Его убили.
— Кто?
— Кто же признается? — удивилась Калидия. — Любая из враждебных фракций, желающая ослабить нашу. Любой из нашей фракции, считающий, что сможет занять место спикера. Спикер должен иметь наследника, поэтому наследник всегда мишень.
— Не хочешь быть наследником?
— Мои желания не имеют значения, — замкнулась девушка.
— А чьи имеют? Отца?
— Ничьи, — отрезала она. — Важны интересы фракции, отец их проводник.
— Для тебя они тоже так важны?
Замолчала. Не ответила. Лицо ничего не отражает, но я настроился на резонанс, и от нее веет безнадежной горечью. Нет-нет, так не годится, мне нужен вербальный контакт.
— Давай представим, что ты не дочь владетеля Креона, а просто девушка Калидия, которая никому ничего не должна. Чем бы ты хотела заниматься? Как жить?
— Зачем об этом говорить? Я — это я.
— Это ненадолго, — серьезно сказал я. — Скоро ты станешь другим человеком. Может быть, у него будут другие мечты.
— Он что, даже не вспомнит, что был мной?
— Дело в том, что он тобой не был, — ответил я. — Это будет молодой человек по имени Калид, и я с ним не знаком. А чего хотела бы девушка Калидия?
Она замолчала и задумалась. Я поступаю жестоко и неэтично, провоцирую и нагнетаю. Делаю больно. Но так надо. Эмоциональные реакции раскрывают пациента. Когда я закончу свои труды, девушки, которая могла бы меня этим попрекнуть, уже не будет.
— Не знаю, — ответила она наконец. — Мне сложно представить себя вне… Вне…
— Замкнутого круга обязательств и долга? — подсказал я.
— Да, пожалуй. Никогда не рассматривала себя отдельно. Для нашей семьи, ты — это и есть твой долг. По этому праву мы возглавляем тех, кто живет для себя. Потому что живущий для себя не может принимать решения за других.
— А кто-то обязательно должен принимать за них решения? — спросила Алька. — Разве они не могут сами?
— Не могут, — уверенно ответила Калидия. — Общество, где каждый принимает решения за себя, и никто — за всех, просто развалится и погибнет. Поэтому оно делится на тех, кто решает, и тех, кто подчиняется. Для их же блага.
— А что для них благо, тоже решают другие? — скептически спросила моя ассистентка.
— Конечно. Живущий для себя не видит картины в целом. Не может оценить перспективы. Не обернется ли его мелкое сиюминутное благо большими неприятностями в дальнейшем?
— А вы, значит, можете? — ощетинилась Алька. — С какой стати?
Надо же, у нас тут классовые противоречия!
— Люди нуждаются в руководстве, это аксиома. Разве в твоем мире не было руководящих и подчиняющихся? — спросила Калидия, не подозревая, в какое больное место «падчерицы градоправителя» ткнула.
— Были, — признала Алька, помрачнев, — но лучше бы их не было!
— Тебе так кажется, — не согласилась дочь спикера. — Если убрать тех, кто правит, их место просто займут другие.
— А может, не займут! Может, люди договорятся, и сами решат, как им жить! Откуда тебе знать? Вы просто держитесь за свою власть, чтобы вам все подчинялись! — разозлилась Алиана.
Может быть, стоит ее осадить в целях субординации, но мне нужна пациентка в активном эмоциональном взаимодействии.
— Ты когда-нибудь командовала людьми?
— Нет! Ну и что?
— Ты пробовала жить, никому не подчиняясь?
— Ха! Я сбежала, чтобы не подчиняться! — призналась в запале спора Алька.
— И теперь не подчиняешься?
— Нет!
— Уважаемый Док, — обратилась Калидия ко мне, — прикажите, чтобы ваша ассистентка ушла. Я требую!
— Алиана, иди в свою комнату, пожалуйста, — попросил я.
Та надулась, встала и пошла к выходу.
— Вернись, хватит, — велела девушка, но Алька упрямо вышла.
— Она поняла, что ты хотела доказать, — сказал я, — но тебе она все-таки не подчиняется. Только мне как ее командиру. И только в рамках моих командных полномочий. У нее тоже есть долг, как и у тебя.
— Вы разделяете ее анархистские убеждения? — спросила Калидия.
— В ее — и твоем — возрасте естественно быть анархистом, в моем — консервативным скептиком, — уклончиво ответил я.
— И все же, кто прав?
— Я не встречал общества без властной вертикали. Но Мультиверсум бесконечно разнообразен, так что все возможно.
— Вы видели много миров?
— Довольно много.
— Я бы хотела увидеть хоть несколько. Вы спрашивали, чего бы я хотела, если бы не была собой? Вот этого. Переходить из мира в мир, не останавливаясь нигде надолго. Потому что стоит остановиться — и снова увязнешь в обязательствах. Может быть, через какое-то время мне бы надоело путешествовать и захотелось бы где-то осесть, но это было бы не скоро. И точно не там, где я должна себя другим. Глупо, да?
— Ничуть, — покачал головой я. — Вполне понятное желание. Есть те, кто так и живет, хотя их и не много.
— Но не вы?
— Не я. Я, к сожалению, тоже человек долженствования. Делаю то, что должен, а не то, что хочется.
— А чего вам хочется?
— Ничего, наверное. Так что я тебе даже немного завидую. Твоя мечта, будем честными, вряд ли исполнится, но она у тебя есть.
— Лучше не иметь никакой мечты, чем иметь неисполнимую! — уверенно заявила девушка.
Я не стал спорить, хотя и не согласен. У меня была возможность сравнить, у нее — нет. И не будет. Ее вообще скоро не будет, и нам еще предстоит пережить момент, когда она это осознает.
— Скажите, — неожиданно спросила Калидия, — а менять людей так, как вы, многие умеют?
— Так, как я, — вряд ли.
— Повезло моему отцу, что он вас нашёл… — сказала она задумчиво.
«А тебе — не повезло, — подумал я. — Но нас с тобой не спрашивают».
