Одна тварь.
Не тварь совсем — растение, хищная плесень, готовая сожрать каждого, кто посмеет её коснуться. Где-то между этажами, под самой лестницей, пряталась огромная, ненавидящая свет туша корня. Порожденная ею липкая плесень работала, что паутина: наступишь — дашь сигнал — окажешься в пасти.
Но Джей и подумать не мог, насколько близко в этот раз был корень к своей ловушке. Обычно они живут глубже. Обычно есть хотя бы секунды, чтобы вытащить невезучих: избавиться от намертво прилипшей одежды или попросту сжечь. Плевать, что часто вместе с ногой или рукой — жизнь дороже.
Неудачно оступившаяся Клэр успела лишь вскрикнуть.
Белый луч настиг покрытое слизью толстое щупальце, замедлил на миг, но то уже нырнуло в ближайшую щель. Легкое тело связной не пережило удара, сложилось пополам, осколки костей вспороли изнутри куртку. Серые пятна плесени рванули навстречу кровавым останкам. Пожрали всё, что не пролезло сквозь щель, впитали, разрослись еще больше.
Замешкался потерявший сестру Финни, чтобы мгновением спустя встретить её по ту сторону Грани. Джереми едва успел толкнуть вперед ученика и жену. Стрелять уже не для кого и не в кого — только бежать на остатках сил вперед и вперед, спасаясь от серой дряни.
Прочь от настигающего шелеста многолапой орды.
Не думая. Ни в коем случае не думая о тех, кто теперь позади.
Страж настиг их уже у поворота, в узкой арке прохода, ведущего из главной галереи к оставшейся за спиной лестнице.
—Макс!!!— только и рявкнул Джереми, сбивая тех, кто полез с потолка. Подбадривал — не просил. Ученик и так знал… Он, Джереми, потратил так много сил, чтобы вбить: за учителя умирать нельзя. Ученик — это будущее. Ученик — это гордость. Ученик — такой же смысл жить, как и ребенок.
Ученик должен уйти вперед. Он справится.
Сейчас Макс не посмел колебаться. Не дал остановиться снова кричавшей Мэй. Не позволил замедлиться их последнему бегству. До выхода осталось так немного! И этот путь безопасен. Вперед, только вперед по прямому широкому коридору. Больше не надо смотреть под ноги, не надо сражаться. Выжать максимум собственных сил, пролететь этот отрезок так быстро, как смогут, а там…
Там будет Ферро.
Пусть сотню раз мразь, пусть отказался стать поддержкой, пусть испугался Стража, пусть. Сейчас Джереми готов был простить тому все, лишь бы поддержал последних выживших из его «Девятки». Лишь бы не бросил умирать в Пустоши там, за границей проклятого Замка.
В ответ в наушнике слишком узнаваемо и четко прозвучал щелчок выстрела.
«Ферро!» — в голосе Мэй последняя отчаянная злость. Даже сейчас не ненависть. Мэй не умела ненавидеть. Не умела желать зла, кто бы что ей ни сделал.
«Сза…» — крик Макса оборвался, оборвался отчаянный вопль Мэй. Все потонуло в осточертевшем шелесте лап. Джереми знал, что всех сдержать не смог. Пауки окружили его, не позволили закрыть слишком широкий проход, просочились по потолку и стенам.
Макс и Мэй успевали.
Макс и Мэй успели бы, не вмешайся Ферро.
Но во всех этих «если бы» уже не было смысла. Боль, ненависть, жажда жить, навыки и чутье — во всем этом больше не было смысла. Джереми проиграл. Не смог никого защитить. Не сдержал ни одного обещания. Позволил всем тем, кто отдал за его счастье жизни, отдать их напрасно.
Больше не осталось ничего. Лишь жгущая пустота внутри.
И Джереми Расселл опустил оружие.
Остановился, выпрямился, закрыл глаза, стараясь в последний раз увидеть родные лица, услышать голоса, ощутить ни с чем не сравнимые тепло и поддержку.
Первая нить паутины легла на одежду, пробрала до костей мертвым холодом заключенной энергии. Еще одна. И еще. Сознание медленно таяло, растворялось в ледяной синеве, и Джереми успел еще удивиться, что не почувствовал ни яда, ни жал. Лишь дрожащую, несущую покой темноту.
Что ж, совсем немного, еще чуть-чуть, и там, за Гранью, он извинится лично.
* * *
Джей говорил без остановок, захлебываясь словами, сипя и кашляя от недостатка воздуха. Обрывки прошлого вырывались из памяти, возвращались неясными смазанными образами, неслись к Дэрри, едва оформившись в слова, и, наконец, таяли восвояси. Нет, Джей не забывал, он никогда не забудет. Но чем сильнее сжимались пальцы учителя на здоровом плече, тем легче становился невидимый груз и неразборчивее слова. Всякая связь в сбитых, перемешенных, недосказанных фразах потерялась давным-давно; слезы глушили голос. С первым же словом Джей окончательно сорвался и больше не мог взять себя в руки.
Мир растаял в черном бесконечном горе, которое Дэрри стягивал с души, как грязное вонючее одеяло. А потом возвращал: вместо таящей в плесени крови — задорный смех двойняшек, вместо прощальных срывающихся слов — бездарные неуместные шутки Рона, вместо молча оборвавшегося канала — всегда надежного Михаэля, так любившего катать детей на плечах…
Вместо серебряного пепла — безграничное доверие Макса.
Вместо отчаянного безнадежного крика — улыбку Мэй. Прекраснейшую в мире улыбку, вместе с которой так часто звенели задорные колокольчики искреннего светлого смеха.
А потом пришло время просить прощения у того единственного, кто еще мог простить. Кто имел право простить. Вовсе не Джереми Расселл создал «К-9».
Отряд родился благодаря Дэрри и Мэй.
Тишина наступила внезапно. С очередным судорожным вдохом вместо слов вырвалось лишь сипение. Горло драло колючей проволокой, голос отказывал, будто после долгого крика. Скупые редкие слезы так и остались дикой резью в глазах. Ощутив на макушке вес ладони учителя, всегда казавшейся огромной и безгранично сильной, Джей с трудом разжал руки и, наконец, отстранился, выныривая из теплой темноты в вечерний сумрак.
Дэрри уже давно не сидел рядом — опустился напротив почти на колени, мягко прижал к себе, не тревожа раненого плеча. Но так же легко выпрямился, не пытаясь удержать и ничуть не мешая. Ошалело оглядевшись вокруг, Джей не выдержал взгляда учителя и уставился в пол:
—Я… стал совсем жалок, да?
—Чушь. Это чушь, Джереми. Твои извинения тоже чушь. Твоя месть… Не знаю, что дала тебе месть, но то, что ты выбрал после неё,— самая большая ошибка из всех. И я, черт возьми, готов на коленях благодарить Хаука за то, что тот привел тебя ко мне. Пусть он сам не знает, что и почему ты сделал. И чего бы не сделал без него.
—Я бы пришел.
—Да?
—Я бы…
—Джереми, я знаю тебя почти всю твою жизнь. Ты вырос на моих глазах. И я знаю, почему ты поступал так, как поступал, тут ничего не поделать. Тебе не надо просить прощения. Ты мой ученик. Ты мне сын без всяких «как». Когда я узнал, я… Да что тебе рассказывать? Эта боль не та, с которой можно справиться одному. Но ты-то не один. И пока есть я, один никогда не будешь. А твой отряд… твой отряд отдал за тебя жизни. Ты только представь, как каждый из них желал, чтобы жил ты. И выходка с казнью Ферро едва не похерила всё, что они для тебя сделали. Ты был в шаге от величайшего в мире предательства. И, Джереми, всё сейчас сказанное ты прекрасно знаешь без меня.
