– Не знаю, милая. Еще рано об этом говорить. Пока он,
слава Богу, выдержал операцию. – Она не стала уточнять, что, по словам
сотрудницы больницы, отец дважды чуть не умер, а из машины его доставали целых
два часа. – Он сильный и здоровый, и к тому же в прекрасной форме. Это
ведь тоже имеет значение.
– А как это случилось? – смахнув рукой слезы,
спросила Джейн.
– Я не знаю. Сказали только, что в его лимузин врезался
автобус. Судя по всему, это была ужасная авария – ведь погибло одиннадцать
человек. Будем благодарны за то, что твоего отца среди них не оказалось. –
Джейн, наконец, вышла из комнаты, и Синди стала прикидывать, что взять с собой.
Однако, бросая в чемодан брюки, футболки и свитера, она
думала только о Билле. Она была абсолютно уверена, что, став инвалидом, он не
захочет жить. Она даже не знала, о чем сейчас молить Бога, так как ей трудно
было представить, в каком Билл состоянии. Но делиться своими мыслями с
девочками она не собиралась. Упаковав нижнее белье и обувь, Синди вдруг поняла,
что не может разобраться в собственных чувствах. С мужем она прожила полжизни,
и хотя любовь прошла, они все равно оставались друзьями. К тому же он был отцом
ее детей. Да, в ее жизни были другие мужчины, она даже пару раз задумывалась о
разводе, но ей никогда не приходило в голову, что Билл может умереть.
Внезапно Синтия вспомнила о том, каким он был в юности, как
сильно она его любила и как счастливы они были, когда поженились. Пока она шла
в ванную, все тридцать лет их совместной жизни пробежали у нее перед глазами.
Встав под горячие струи душа, она подумала о том, что Билл больше никогда не
сможет ходить, и не удержалась от слез.
В начале десятого они выехали в аэропорт. Синтия вела
машину, девочки тихо съежились на заднем сиденье. Все молчали, погруженные в
свои мысли. С собой они взяли совсем немного вещей, а одеты были в джинсы,
тенниски и кроссовки – Синди сочла, что в больнице им так будет удобнее, как
они выглядят, их вовсе не заботило. Девочки едва успели причесаться, и никто из
них не притронулся к завтраку, который приготовила Джейн. Все думали только о
Билле, боровшемся за жизнь в лондонской больнице. Когда их самолет оторвался от
земли, самолет Гордона Форрестье уже находился в воздухе, недавно вылетев из
парижского аэропорта имени Шарля де Голля.
В лондонской больнице никакого улучшения не наступило.
Изабель и Билл находились в отдельных палатах отделения реанимации. За каждым следила
целая бригада медиков. Состояние обоих даже немного ухудшилось. С трех часов
пополудни у Изабель поднялась температура, сердце билось неровно, почки
отказывали, а кроме того, наблюдался небольшой отек мозга. Тем не менее,
энцефалограмма показывала, что мозг нормально функционирует, поэтому врачи
считали, что если Изабель выживет, она будет психически полноценной. Трудно
было определить, что именно спровоцировало повышение температуры, к тому же
Изабель находилась в глубокой коме, так ни разу и не придя в себя. С
клинической точки зрения казалось невероятным, что она все еще жива.
Состояние Билла было ненамного лучше. К его шее прикрепили
специальный стальной аппарат, на спину надели металлический корсет, и лежал он
на доске, вместе с которой его и передвигали. Он тоже находился в коме.
– Его родные прилетят из Штатов около полуночи, –
сообщила в шесть часов вечера одна из сестер своей сменщице. – Его жена
звонила из самолета. Они уже в пути. – Сменщица кивнула и подрегулировала
звук на мониторе. По крайней мере, жизненные показатели более или менее в
норме, не то что у его спутницы, которая постоянно находится между жизнью и
смертью. – А к мадам Форрестье кто-нибудь приедет?
– Не знаю. По-моему, утром звонили в Париж, ее муж не
сказал, когда приедет. Кэтрин его тон показался очень холодным – наверное, он
был в шоке.
– Бедняга! Такие звонки обычно в кошмарных снах
снятся, – с сочувствием заметила сестра. – Интересно, есть ли у нее
дети? – Они не знали о пациентах почти ничего – известно было только их
гражданство, имена ближайших родственников, ну и то, что случилось во время
аварии. Никто не имел понятия, какое отношение они имеют друг к другу – то ли
деловые партнеры, то ли родственники, то ли просто друзья. Главное, что сейчас
они были пациентами отделения реанимации, отчаянно борющимися за жизнь.
Говорили, что мадам Форрестье, видимо, придется снова оперировать – чтобы
уменьшить внутричерепное давление. С минуты на минуту должен был появиться
хирург и решить, что делать. В начале седьмого он действительно пришел,
взглянул на мониторы, мрачно усмехнулся и решил подождать. Вряд ли она выдержит
еще одну операцию, так что рисковать не стоит.
В начале восьмого, когда доктор уже ушел, в больнице
появился Гордон. Тихо войдя в отделение реанимации, он назвал себя дежурному, и
тот, кивнув, попросил проходившую мимо сестру проводить месье в палату. Ни
слова не говоря, Форрестье с хмурым видом последовал за ней. Весь день он
готовил себя к этому посещению и к ужасному виду Изабель, однако реальность
превзошла его самые худшие ожидания. Он не узнавал свою жену. Все ее тело было
забинтовано, везде виднелись какие-то провода, трубки и датчики. Единственное,
что вообще можно было узнать, – это смертельно бледное лицо Изабель. Не
пострадало как будто только оно.
Когда Гордон вошел в палату, возле больной стояли три
женщины. Одна из них меняла капельницу, вторая смотрела на мониторы, третья
проверяла зрачки, что делалось постоянно. От одной этой картины Гордону сразу
стало дурно. К Изабель он не испытывал сейчас никаких чувств, кроме отвращения.
Ему казалось, что это вовсе не она, а лишь ее пустая оболочка, которая ничего
для него не значила. Он так молча и стоял у двери, пока одна из сестер не
заметила его.
– Мистер Форрестье? – тихо спросила она. Гордон
кивнул и откашлялся, но у него по-прежнему не нашлось нужных слов. Его смущало
внимание присутствующих, и он совершенно не представлял, чего от него ждут. Что
он бросится к постели и примется целовать ее пальцы или еще что-нибудь в этом
роде? Но он не мог себя даже заставить подойти ближе. Созерцать Изабель было
все равно, что смотреть на ангела смерти, и это его пугало.
– Как она? – хрипло осведомился он.
– У нее высокая температура. Доктор только что ушел.
Обсуждали новую операцию для уменьшения внутричерепного давления, но доктор
посчитал, что такой нагрузки ей не выдержать, и решил подождать. Он обещал
вернуться в десять.
– А если не делать эту операцию? Она лишится
рассудка? – Гордон не мог себе вообразить Изабель, утратившую умственные
способности. Если такое случится, спасать ее не имеет смысла. Она была
красивой, умной и талантливой и, несмотря на все их разногласия, оставалась
хорошей женой и хорошей матерью для его детей. Мысль о том, что она может
превратиться в живой труп, вызывала у Гордона отвращение. Нельзя, чтобы дети
видели ее такой. Да и он не в силах был жить с этим.
– Сейчас невозможно ничего прогнозировать, мистер
Форрестье, хотя сканирование мозга дало обнадеживающие результаты. Еще слишком
рано для каких-то выводов.
