– Могу ли я поговорить с каким-нибудь врачом? –
бесстрастно спросил Гордон.
Сестра подумала, что он похож на дальнего родственника,
пришедшего в больницу по обязанности.
– Я скажу дежурному хирургу, что вы здесь, –
сказала сестра и вышла в коридор. Гордон Форрестье был ей неприятен. Человек,
прилетевший из Парижа к своей чудом оставшейся в живых жене, казалось, вообще
не испытывал никаких чувств. С такой толстокожестью ей до сих пор не
приходилось сталкиваться.
Выйдя из палаты, Гордон медленно двинулся по коридору,
ожидая появления врача. Прошло минут десять, прежде чем к нему подошел какой-то
молодой хирург. Он подтвердил то, что уже было известно, и сообщил о серьезной
опасности, которой по-прежнему подвергалась Изабель. По словам хирурга,
рассматривается возможность еще одной операции, но ее желательно избежать. Все,
что сейчас можно сделать, – это ждать, наблюдая за тем, как организм
пациентки сам борется за жизнь. Хорошие новости, по-видимому, появятся не
скоро. Правда, то, что Изабель вообще осталась жива, можно все же считать
обнадеживающим при??наком – увы, единственным.
– Мне очень жаль, мистер Форрестье. Но, учитывая
характер аварии, это чудо, что они вообще выжили, – повторил врач. Гордон
кивнул, и тут его внимание привлекла одна мелочь.
– Я думал, что водитель погиб.
– Да, погиб мгновенно, как и шофер автобуса, и девять
пассажиров.
– Но мне показалось, что вы сейчас сказали
«они», – возразил Гордон.
– Правильно. С ней был еще один пассажир. Он тоже
остался жив. У него иные проблемы, чем у вашей жены, но состояние не менее
тяжелое. – Гордон кивал, не представляя при этом, что же делала Изабель в
лимузине с чужим мужчиной, да еще в такое время. Она приехала в Лондон, чтобы
посмотреть выставку в галерее Тейт и посетить некоторые другие музеи и
выставочные залы. В этом Гордон не видел никакого вреда, но теперь в его душу
закрались некоторые сомнения.
– Вы, случайно, не знаете, кто он? – небрежно
осведомился Гордон. Лицо его оставалось бесстрастным.
– Нам известно его имя, и только. Это американец, зовут
его Уильям Робинсон. По-моему, его родные сегодня прилетают. Они должны быть
здесь около полуночи. – Гордон понимающе кивнул, одновременно пытаясь
вспомнить, кто же такой Уильям Робинсон. Через мгновение в его мозгу словно
что-то щелкнуло. Не тот ли это Робинсон, с которым он познакомился несколько
лет назад, – крупная фигура в мире политики? Они старые друзья с
американским послом в Париже. Да, но какие дела у него могли быть с Изабель? Он
даже сомневался, что они знакомы: когда их с Робинсоном представляли друг другу
в посольстве, ее вроде бы с ним не было. В общем, вся эта история по-прежнему
представлялась Гордону сплошной загадкой.
– И какие у него перспективы? – маскируя свои
подлинные мысли, озабоченно спросил он.
– Неизвестно. У него сломана шея и поврежден верхний
отдел позвоночника. Есть также повреждения внутренних органов, но не такие
серьезные, как у вашей жены.
– Видимо, она приняла на себя основной удар, –
заметил Гордон, – хотя и ему тоже не слишком повезло. Его что,
парализовало?
– Пока об этом судить нельзя. Он все еще без сознания.
Слушая врача, Гордон подумал, что оба могут умереть, так
никому и не объяснив, почему оказались вместе той ночью. Сомнительно, чтобы это
было простым совпадением. Допустим, у нее в Лондоне есть подруги юности, о
которых Гордон не знает, и она из гостей ехала с Робинсоном в одном автомобиле.
Но почему в такой поздний час она вообще куда-то ехала? Откуда они
возвращались? Куда направлялись? Знакомы ли были раньше или только что
познакомились? Все эти вопросы, на которые в ближайшее время не предвиделось
ответа, не давали ему покоя. Он полагал, что хорошо знает Изабель, он был в
этом абсолютно уверен. Она не из тех женщин, кто станет заводить любовника или
просто тайно встречаться с мужчиной. И в то же время с Робинсоном они были в
машине вместе, в два часа ночи, и о причинах этого оставалось только
догадываться.
– Вы не хотите провести ночь здесь, в больнице, возле
вашей жены? – спросил молодой врач, и Гордон поспешно покачал головой. Он
ненавидел больницы и больных – они служили ему зловещим напоминанием о матери.
– Поскольку она без сознания, я не вижу смысла здесь
находиться и мешать вашим сотрудникам. Я остановлюсь в гостинице, в «Клэридже»,
а вы, пожалуйста, сразу сообщите мне, если произойдут какие-либо изменения.
Думаю, так будет лучше. Я очень ценю ваше время и то, что вы делаете для моей
жены, – церемонно произнес он «чуть отступил. Было очевидно, что в
больнице Форрестье чувствует себя скверно и не желает возвращаться в
палату. – Перед тем как уехать, я к ней зайду. – Снова поблагодарив
врача, он пошел по коридору, а когда поравнялся с палатой, в которой лежала
Изабель, то обнаружил, что там находятся уже пятеро медиков. Так и не сделав
попытки войти, Гордон бросил на них быстрый взгляд, повернулся и пошел к
выходу. Он не поцеловал Изабель, не дотронулся до нее, даже не подошел к ее
постели, а выйдя на улицу, жадно вдохнул в себя свежий воздух.
Он питал отвращение к больным и вообще к физической немощи –
вот почему он почти не общался с Тедди. От лицезрения болезни ему становилось
тошно, поэтому, поймав такси и назвав водителю адрес «Клэриджа», Гордон
почувствовал громадное облегчение. Ему, конечно, было жаль Изабель, но он не
мог заставить себя войти в палату и хотя бы дотронуться до ее руки. «Хорошо,
что она ничего не чувствует, – подумал он, – и будет еще лучше, если
она не станет живым трупом». Он не ощущал ни чувства утраты, ни отчаяния, ни
страха. Лежащая на больничной койке Изабель была ему чужой. Она походила на
безжизненную куклу, а вовсе не на ту женщину, с которой он прожил двадцать лет.
Ее дух, казалось, уже отлетел. Единственное, что волновало Гордона, когда такси
везло его в гостиницу, – это то, что она делала в лимузине в обществе
Робинсона. Впрочем, ответ знала только она да еще, разумеется, сам Робинсон,
который также не мог ответить ни на какие вопросы Гордона.
В гостинице портье принял из его рук дорожную сумку, в
которой поместились пара рубашек и кое-какое белье. Он не собирался надолго
здесь задерживаться. Следует оценить ситуацию, а через день-два вернуться в
Париж. Ну а потом, если возникнет такая необходимость, он снова прилетит в
Лондон. Хирург объяснил, что в коме она может пробыть несколько недель, а то и
месяцев. О том, чтобы все это время торчать в Лондоне, не может быть и речи. Он
должен вернуться домой, чтобы держать под контролем дела в банке и – ничего не
поделаешь! – состояние Тедди. Возможно, придется разрываться между
Лондоном и Парижем и каждые несколько дней летать туда-сюда. Впрочем, тогда,
наверное, придется позвонить Софи в Португалию и вызвать ее домой. Она могла
бы, по крайней мере, присмотреть за Тедди. Гордону не хотелось зря тревожить
дочь, но после сегодняшнего посещения больницы он уже начал думать, что звонить
ей все-таки придется. Нужно подготовить ее к возможной смерти матери.
