– Я… люблю… вас, девочки…
– Мы тоже тебя любим, папа, – ответила Оливия, а
Джейн наклонилась и поцеловала его руку, к которой была прикреплена капельница.
Датчики и трубки по-прежнему облепляли его с ног до головы, но девочки
чувствовали себя уже гораздо увереннее.
– Моллодцы… ддевочки, – сказал он Синтии, когда
дочери ушли.
– Ты и сам молодец, – удивив его, произнесла
жена. – Ты нас здорово напугал, – продолжала Синтия. – Ты
помнишь, что с тобой случилось? – Она только сейчас сообразила, что он
может этого и не знать.
– Нет. – В памяти остался только вечер, который он
провел с Изабель.
– В твой лимузин врезался автобус. Спасатели потратили
два часа, чтобы извлечь вас оттуда.
– Я… боялся… что… она… умерла, – с трудом
выговорил он, и у Синди мелькнула мысль, что по меньшей мере странно обсуждать
подобные вещи с собственной женой. Билла это, однако, нисколько не смущало.
– По-моему, она была к этому очень близка. – Она
не стала говорить ему, что Изабель в любую минуту может умереть. – Ее муж
сейчас с ней, здесь. – Слова – прозвучали как предупреждение о том, что
пора вернуться к реальной жизни. У Изабель есть муж, а у него – две дочери и
жена. И.как бы он ни любил Изабель, у него есть перед ними определенные
обязанности.
В этот момент в палату вошли медсестры, чтобы сделать
какие-то процедуры, и Синтия вышла в коридор к девочкам. Ей нужно было
переварить разговор с Биллом. Теперь ясно, что для него Изабель Форрестье вовсе
не случайная знакомая, как надеялся ее муж, и даже не просто подруга.
Очнувшись, он сразу спросил о ней, и глаза его были полны тревоги. Он даже
принял жену за Изабель.
Дожидаясь, пока сестры закончат свои дела, Синди взяла в
руки номер «Геральд трибюн». Там была статья о катастрофе, но рядом со снимком
искореженного автобуса она с ужасом увидела фотографию, на которой был
изображен Билл вместе с какой-то женщиной. В статье говорилось, что погибло
одиннадцать человек и в лимузине, в который врезался автобус, находился
известный политический деятель Уильям Робинсон. Подпись под фотографией
гласила, что снимок сделан всего за несколько мгновений до столкновения. Билл с
неизвестной женщиной находились в «Аннабелз», их машина столкнулась с автобусом
в нескольких кварталах от этого заведения, и водитель погиб на месте. Имя Изабель
не упоминалось, не говорилось также, пострадала ли она в катастрофе, но
сомнений быть не могло – это она. На снимке она выглядела молодой и
привлекательной, а Билл, улыбаясь, обнимал ее за плечи. Оба казались
счастливыми и довольными жизнью, и это вновь напомнило Синтии о всей
серьезности ситуации. Интересно, попалась ли газета на глаза Гордону Форрестье?
Увидев, что она читает, девочки молча обменялись взглядами.
Чувствовалось, что они уже в курсе. Но они не сердились на отца – произошедшее
с ним было настолько серьезно, что они готовы были простить ему почти все.
Синтия испытывала точно такие же чувства. Прошлое ее не беспокоило, ее
волновало будущее. Синтия не верила в то, что они с Изабель просто добрые
друзья.
Сестра позвала их к Биллу. Перед тем как войти, Синтия
успела заметить, что из палаты Изабель вышел Форрестье. Синтия не посмела
спросить его – хотя ей очень хотелось, – видел ли он «Геральд трибюн».
Впрочем, у Гордона и без того был весьма озабоченный вид.
Состояние Изабель не улучшалось. Врач предупредил, что она
еще долго пробудет в коме, и Гордон все больше беспокоился, что она может
потерять рассудок. Кроме того, ему только что сообщили, что ее пульс стал
неровен, а в легких скапливается жидкость. В любой момент могла начаться
пневмония, а если это произойдет, Изабель не выжить. Ситуация явно ухудшалась.
Гордон пробыл в палате целый час, разговаривал с врачами насчет новой операции
и теперь возвращался в гостиницу.
После того как Синтия и девочки ушли, Билл снова спросил об
Изабель на сей раз у медсестры. Речь у него уже практически восстановилась.
Дочери постоянно с ним заговаривали, и Биллу волей-неволей приходилось им
отвечать.
– С ней все по-прежнему, – осторожно подбирая
слова, ответила сестра, – она в коме. – У Билла было сломано больше
костей, но у Изабель оказались повреждены практически все внутренние органы. И
вот Билл уже почти наверняка перешел черту, отделяющую его от смерти, а жизнь
Изабель по-прежнему висела на волоске.
– Можно мне ее увидеть? – тихо спросил Билл. Он
думал об этом весь день – если не отвлекали Синди и девочки. За Изабель он был
готов отдать жизнь.
– Вряд ли это возможно, – покачала головой
медсестра. Хирург наверняка будет возражать. С такими повреждениями больному
нужно лежать совершенно неподвижно, а Изабель о его визите все равно не узнает.
Но когда пришел доктор, Билл задал ему тот же самый вопрос.
– Только на минуту! Я просто хочу посмотреть, как она.
– Боюсь, что неважно, – честно признался
доктор. – У нее множество травм. Я уже объяснял это сегодня ее мужу. Он
хочет перевезти ее во Францию, но я сказал ему, что это ее убьет. – Слова
доктора были для Билла как нож в сердце. Он не хотел, чтобы Изабель куда-то
увозили, по крайней мере до тех пор, пока он снова ее не увидит. И уж совсем
недопустимо подвергать ее такому риску. Форрестье просто сумасшедший, если
такое предлагает. – Не думаю, что вам стоит ее сейчас видеть, мистер
Робинсон, – с сочувствием произнес доктор. Он находил Билла очень приятным
человеком – в отличие от Гордона Форрестье, высокомерного и грубого, успевшего
оскорбить уже, кажется, весь персонал. Сегодня он начал с того, что предложил
увезти Изабель во Францию, и сдался только тогда, когда заведующий отделением
недвусмысленно заявил, что это настоящее безумие. Однако все считали, что от
своей идеи Форрестье отказался лишь на время, – он слишком упрям, чтобы
уступить.
– А разве нельзя ввезти мою кровать в ее палату, когда
никого не будет? – умоляюще проговорил донельзя расстроенный Билл.
Доктор задумался. Об отношениях своих пациентов он ничего не
знал и спрашивать об этом не собирался, но было очевидно, что Биллу очень нужно
ее увидеть, а вреда это никому бы не принесло. Единственное, чего опасался
врач, – это гнева Гордона Форрестье.
– Можно было бы отвезти меня туда прямо сегодня ночью.
Я не собираюсь там задерживаться.
– Давайте подождем до завтра и посмотрим, как вы себя
будете чувствовать. И она тоже.
Мысль о том, что она находится по другую сторону коридора,
сводила Билла с ума. Если бы он мог, то сам бы добрался до палаты Изабель, но
пока что это было исключено. Он даже не мог приподнять голову, и руки не очень
его слушались. А ниже пояса он свое тело вообще совершенно не ощущал, и никто
не мог сказать, пройдет ли это. С физической точки зрения Билл был беспомощен
как младенец, но по-прежнему обладал хорошим даром убеждения.
– Я вижу, что не в состоянии вас отговорить, –
наконец, сдавшись, улыбнулся доктор.
