Всего несколько дней назад Биллу казалось, что он годится
ему в отцы, а теперь посол выглядел молодым и полным жизни – и только потому,
что мог самостоятельно выйти из комнаты.
После этого время потянулось нестерпимо медленно. Синди не
появлялась, и Билл подозревал, что она в «Клэридже» – зализывает раны. Он был
уверен, что принял правильное решение и, в конце концов, она это оценит.
Он немного поспал, затем в палате появился врач-специалист.
Ничего особенно ободряющего он не сказал, просто перечислил все имеющиеся
варианты – от худшего к лучшему. Судя по рентгеновским снимкам, Билл вряд ли
сможет когда-либо ходить. Даже если он когда-нибудь будет чувствовать ноги, то
стоять на них все равно не сможет. После соответствующей тренировки, возможно,
удастся передвигаться при помощи костылей, но, по мнению врача, гораздо удобнее
использовать инвалидную коляску. Эта новость была еще не из худших. Плохая же
заключалась в том, что возможна и потеря всяких ощущений ниже пояса. Может
также развиться артрит, и это приведет к постоянным болям. Однако в возрасте
пятидесяти двух лет Билл имеет значительные шансы хотя бы частично восстановить
функцию ног – даже если не сможет ходить. По оценке врача, для восстановления
подвижности шеи потребуется от четырех до шести месяцев, а реабилитация ног
займет, по меньшей мере, год. Можно, конечно, сделать еще пару операций, но
польза от них будет минимальной, а риск – чересчур большой. В случае неудачи
Билл останется полностью парализованным, поэтому врач экспериментировать не
советовал. Он предупредил Билла, что некоторые хирурги могут пообещать ему
улучшения, но, как прямо сказал доктор, надо быть полным дураком, чтобы принять
их слова на веру. Билл согласился. Картина, которую ему нарисовали, была
достаточно живой и красочной, но не слишком приятной. Врач честно предупредил
Билла, что ближайший год ему придется работать как проклятому, но со временем,
при условии упорной работы над собой, Билл наверняка сможет жить более или
менее нормально. Если, конечно, сумеет психологически приспособиться к тем
ограничениям, с которыми придется столкнуться. Врач сказал, что все это будет
чертовски неудобно, но все же не конец света.
А затем, словно прочитав мысли Билла, он ответил на вопрос,
который тот так и не осмелился задать. Ясно, что он никогда больше не сможет
ходить и будет прикован к инвалидной коляске. Но Билл не имел представления о
том, сможет ли он вести половую жизнь, и от этого впадал в тихую панику. Врач
откровенно заявил, что Билл с большой долей вероятности сможет восстановить сексуальную
чувствительность и вести относительно нормальную половую жизнь, хотя об этом
еще рано говорить. Тем не менее, он всячески старался его подбодрить.
– Если ваша жена немного потерпит, – с улыбкой
заметил доктор, – все будет хорошо. – Билл не стал объяснять ему, что
скоро у него не будет жены и вряд ли он позволит себе эксперименты с другими
женщинами. Впрочем, когда он выздоровеет, то сможет прибегнуть к безотказному
средству – с головой погрузиться в работу. Теперь это все, что у него осталось.
Когда доктор ушел, Билл долго лежал и думал. Сейчас он
находился в глубокой депрессии. За последние часы произошло слишком много
событий, и требовалось все это переварить. Было трудно смириться с мыслью об
инвалидной коляске. Но он понимал, что могло быть хуже. Его могло полностью
парализовать, он мог умереть, мог, наконец, стать умственно неполноценным. Но,
несмотря на тот подарок судьбы, за который он, по-видимому, должен быть
чрезвычайно благодарен, больше всего его волновало, будет ли он полноценным
мужчиной. Он снова и снова возвращался мыслями к Изабель, вспоминал о том
времени, которое они провели вместе. Трудно поверить, что это было всего четыре
дня назад. Четыре дня назад он танцевал с ней в «Аннабелз», а теперь она лежит
без сознания, а ему уже никогда больше не придется танцевать. Неужели он
никогда не услышит ее голос, не увидит ее милое лицо? Билл заплакал. Слезы все
еще лились по его лицу, когда в палату вошла сиделка. Зная, что врач был у него
довольно долго и вряд ли мог сообщить пациенту что-то приятное, она решила, что
Билл расстроился, и мягко попыталась его подбодрить. Какой, наверное, ужас для
такого красивого, энергичного мужчины стать совершенно беспомощным!
– Не хотите обезболивающего, мистер Робинсон? –
спросила она.
– Нет, я чувствую себя прекрасно. Как там миссис
Форрестье? Есть какие-нибудь изменения? – Он спрашивал об Изабель каждый
раз, когда видел кого-либо из сестер, и никто не понимал, делает ли он это
потому, что считает себя виноватым в случившемся, или же потому, что питает к
ней какие-то чувства. Все терялись в догадках. Правду знала только сестра,
дежурившая в ту ночь, когда Билл навещал Изабель, но доктор взял с нее слово,
что она будет молчать.
– Все то же самое. Приходил ее муж, недолго побыл и
снова ушел. Он, наверное, на несколько дней отбыл в Париж. Он все равно ничем
помочь не может. – Разве что быть с ней рядом и умолять поскорее
вернуться. Когда Билл вспоминал о Гордоне, его охватывала ненависть – уж
слишком безобразно тот вел себя с Изабель. Но если он уехал, то можно навестить
ее снова. Он сказал об этом сестре. Она знала, что Билл навещал Изабель прошлой
ночью, причем с разрешения врача, но сомневалась, разрешит ли доктор на этот
раз. Однако, увидев выражение лица Билла, она все поняла, и ее сердце дрогнуло.
– Посмотрим, что можно сделать. – И сестра тут же
исчезла. Через пять минут она вернулась с двумя санитарами, которые сняли
кровать с тормозов и медленно покатили к двери. Пришлось снять часть датчиков,
но теперь Билл уже мог некоторое время обойтись и без них.
Дежурившая у Изабель сестра открыла им дверь, и санитары
осторожно вкатили кровать в палату. Сестры деликатно отошли в угол комнаты,
оставляя их наедине. Повернувшись насколько можно, Билл, как и прошлой ночью;
сжал пальцы Изабель.
– Это я, Изабель… ты должна проснуться, любовь моя.
Надо возвращаться. Ты нужна Тедди, нужна мне. Мы так давно не разговаривали, я
так по тебе скучаю! – По щекам Билла текли слезы. Замолчав, он продолжал
сжимать ее руку и, кажется, стал постепенно засыпать. Уже собрались увозить его
обратно, когда дверь палаты неожиданно распахнулась и на пороге появился Гордон
Форрестье. Сестры вздрогнули, санитары поспешно удалились.
– Будьте добры немедленно вернуть мистера Робинсона в
его палату! – приказал Форрестье. Билл не произнес ни слова. Ситуация была
ясной до предела, и, проезжая мимо Форрестье, Билл ощутил в груди неприятный
холодок. Наверняка Гордон воспрепятствует их свиданиям с Изабель. Впрочем, он
скоро уедет в Париж… Билл лежал в своей палате, размышляя об этом, а также о
том, как ужасно выглядела Изабель, когда в помещение ворвался ее муж.
– Если я снова обнаружу вас в ее палате, Робинсон, или
узнаю, что вы там были, я выброшу вас из этой больницы. Вам это ясно? –
Форрестье весь трясся от гнева, лицо его было белым. Билл вторгся на его
территорию, и это было возмутительно. Изабель была его собственностью, и он не
собирался подпускать к ней Билла, какими бы ни были их отношения.
