Последние дни, проведенные ими в больнице, казалось,
промелькнули со скоростью звука. У Изабель все тесты оказались положительными,
она чувствовала себя хорошо. Были уже сделаны все необходимые приготовления к
ее отъезду. Гордон сначала собирался сам забрать ее из больницы, но в последнюю
минуту передумал, заявив, что у него слишком много дел. Но Изабель была этому
только рада: значит, в последнюю ночь ее не разлучат с Биллом.
Сестры оставили их одних. Изабель уезжала утром, Билл – на
следующей неделе.
– Неужели я завтра уеду? – с горечью произнесла
Изабель. Они лежали, крепко обнявшись. Изабель с удовольствием занялась бы
сейчас с ним любовью, но боялась снова травмировать психику Билла. Теперь она
была даже рада тому, что Гордон держался от нее на расстоянии. Изабель уже едва
помнила, что значит жить с Гордоном, Билл казался ей ее настоящим мужем.
– Береги себя, любимая, – сказал он, еще крепче
прижав ее к себе. Прежний, огромный, фиксатор заменили на другой, поменьше, и
теперь Билл мог немного двигать головой. Обоим были не нужны слова – они и без
них все прекрасно понимали. Теперь им придется отвыкать друг от друга, отвыкать
от нежных прикосновений и объятий. Уже завтра она столкнется с суровой
реальностью – когда переступит порог дома на улице Гренель.
– Я не могу, – со слезами на глазах прошептала
она. – Без тебя не могу.
– Ты сможешь. Я буду от тебя на расстоянии телефонной
трубки. – Но он сам не верил тому, что сказал. Теперь все изменится.
Гордон говорил с ней таким ледяным тоном, что Изабель была уверена – он будет
мстить ей, как будто то, что с ней случилось, не является само по себе достаточным
наказанием.
Они долго молчали, глядя на плывущую по ночному небу полную
луну. Утро настало слишком быстро. Они лежали вместе до последней минуты, пока
не пришла сестра и не напомнила Изабель, что пора. Приняв душ и одевшись, она
села завтракать вместе с Биллом, но оба не могли есть. Они просто сидели и
молча смотрели друг на друга, пока Изабель не разразилась рыданиями.
– Все будет хорошо, моя дорогая. Я сегодня вечером тебе
позвоню, – ласково проговорил Билл, сам едва сдерживаясь. – Не плачь,
любимая, не плачь…
Гордон прислал из Парижа кое-что из одежды: черное платье от
Шанель, которое теперь стало велико Изабель, и черные кожаные туфли, казавшиеся
чересчур широкими. Изабель сильно похудела, но Биллу она представлялась как
никогда прекрасной. Длинные темные волосы были заколоты в аккуратный пучок, на
лице никакой косметики, кроме губной помады. Глядя на нее, Билл вспоминал тот
первый июньский день, когда они поехали на ленч, а потом в бар «У Гарри». С тех
пор столько всего произошло – они едва не умерли, а затем снова обрели друг
друга. И вот их короткое счастье кончилось. Обоим предстояло вновь вернуться в
реальный мир, в мир, где они не могут быть вместе.
– Береги себя, – обнимая его, сказала
Изабель. – И скорее возвращайся ко мне, – шепотом добавила
она. – Не забывай, как крепко я тебя люблю.
– Будь сильной, Изабель… Я тоже тебя люблю, –
прошептал Билл.
Чувствуя себя так, словно ее разрывает на части, Изабель
решительно двинулась к двери, остановилась, последний раз взглянула на Билла,
улыбнулась сквозь слезы и вышла.
Она поблагодарила сестер, попрощалась с врачами, специально
вышедшими ее проводить, и в сопровождении нанятой Гордоном сиделки направилась
к лифту. Изабель отчаянно хотелось вернуться в свою палату, повернуть назад
стрелки часов, даже снова впасть в кому все, что угодно, лишь бы остаться с
Биллом. Наклонив голову, чтобы не было видно слез, она помахала медикам рукой,
и дверца лифта закрылась.
Из уважения к Биллу после ее отъезда к нему долго никто не
заходил. Именно поэтому никто не видел, как он плачет. Если бы в тот момент
кто-то стоял под дверью, то обязательно услышал бы звуки рыданий – это умирала
надежда. Это плакал мужчина, который знал, что больше никогда не увидит любимую
женщину. Когда через несколько часов сестры, наконец, вошли в его палату, Билл
уже крепко спал.
Глава 12
Самолет приземлился в аэропорту имени Шарля де Голля в два
часа с минутами. У Изабель не было с собой никакого багажа, только небольшой
саквояж, где лежали туалетные принадлежности и несколько книг, а также
фотографии детей и Билла. Едва взглянув на ее паспорт, таможенник махнул рукой
– можете идти. В аэропорту Изабель никто не встречал. Сам Гордон, конечно, и не
собирался, а Софи он не сообщил номер рейса.
Начав путь к присланной за ней машине, Изабель была поражена
собственной слабостью – она едва передвигала ноги. Конечно, отчасти это нервы,
но до полного выздоровления ей явно еще было далеко. Настояв, чтобы она села в
инвалидную коляску, сиделка повезла ее через здание аэропорта. Всю дорогу Изабель
думала только о Билле. Перед тем как забраться в машину, она попыталась ему
позвонить, но дежурная сестра сообщила, что он спит. Собственно говоря, Изабель
нечего было ему сказать, не считая того, что она его любит и страдает без него.
Ей действительно очень его недоставало, а ведь она еще даже не доехала до дома!
Впрочем, когда она туда доберется, радость от встречи с детьми наверняка хоть
на время вытеснит грустные мысли.
По дороге в Париж они с сиделкой почти не разговаривали.
Задав своей подопечной несколько вопросов, та погрузилась в чтение какой-то
книги. Ее наняли в той же лондонской больнице – сопровождение Изабель для нее
было просто подработкой. В шесть часов вечера она собиралась улетать обратно в
Лондон. Билл считал присутствие сиделки очень разумным. В конце концов, Изабель
столько времени провела в постели. Если бы у нее закружилась голова, если бы
она упала или чего-то испугалась, присутствие сопровождающего могло оказаться
просто необходимым.
Проезжая по городу, Изабель испытывала странное ощущение –
ее вовсе не радовала встреча с Парижем, а знакомый вид Эйфелевой башни не
вызвал в ее душе никакого отклика. Сейчас ей хотелось быть на другом берегу
Ла-Манша, в больнице – рядом с Биллом. Нет, так нельзя, и усилием воли она
заставила себя думать о Тедди и Софи. Но когда машина повернула на улицу
Гренель, Изабель вдруг испытала непонятное возбуждение – наконец-то она увидит
детей!
Ведущие во внутренний двор большие бронзовые ворота сегодня
были открыты – по-видимому, для нее. Когда машина въехала во двор, Изабель
окинула взглядом окна, но ничей силуэт не маячил за стеклом. Правда, комнаты
детей, как и ее собственная, выходили в сад, а Гордона в такой час она и не
ожидала застать дома. Он предупредил ее, что приедет, как обычно, в шесть – у него
сегодня очень много работы. Изабель сказала, что понимает, и она действительно
его понимала. Таким образом, муж давал ей понять, что изменить что-либо в его
жизни не в ее власти.
Когда Изабель вышла из автомобиля, никто не поздравил ее с
возвращением; только консьерж поклонился и молча коснулся рукой фуражки.
Поднявшись на крыльцо (сиделка неотступно шла следом), Изабель позвонила в
дверь, и через несколько секунд на пороге появилась домоправительница,
Жозефина. Она взглянула на хозяйку, заплакала и бросилась ее обнимать.
