Похоже, остальные были с ним солидарны.
Мы успели дойти до конюшни, когда на соседней с корчмой улице неожиданно низко загудел набат. Послышались скрип и хлопанье дверей, росненцы удивленно окликали друг друга из дворов; было слышно, как сонливость сменяется в их голосах тревогой. Судя по нарастающему гулу голосов, народу на улице все прибывало. Вскоре разноголосый шум приобрел явный оттенок дискуссии, и мне показалось, я различила в общем хоре громкий хрипловатый голос травника.
— Быстрей! — поторопил нас Сев.
Лошади промчались по успевшей обезлюдеть улице, словно ночные призраки по погосту. Мы уже вылетели за окраину Росн, когда едва начинающий сереть рассветный полумрак позади нас прорезал дикий вопль. Громкий и протяжный, он взметнулся в небо, словно дым пожарища, яростно вибрируя и ввинчиваясь в барабанные перепонки. Было в нем столько нечеловеческой боли, что кровь стыла в жилах. Вопль оборвался так же внезапно, как и возник. Следом послышался отдаленный треск и грохот, словно что-то обрушилось.
— За дом взялись, — коротко заметил Хират.
Шум повторился. Теперь к нему добавился звон оконного стекла.
Вскоре грохот стих, однако предрассветная тишина уже не казалась мне такой мирной, как раньше. Я вздрогнула и крепче стиснула в руках поводья. Хират и Грейн о чем-то тихо спорили между собой, однако я даже не пыталась прислушиваться. У меня в ушах все еще стоял тот жуткий нечеловеческий вопль.
— Ну, что я говорил, — почти весело произнес Грейн спустя несколько минут.
Он обернулся в седле, высматривая что-то сзади. Я оглянулась и проследила за его взглядом. Едва занимающийся на востоке рассвет еще не успел высветлить небо позади нас, и на темном фоне ночного небосклона жарко разгоралась оранжевым светом яркая зарница пожара.
— Подожгли-таки, — удовлетворенно прокомментировал наш менестрель и торжествующе обернулся к брату. — С тебя пять монет.
— Дома отдам, — мрачно буркнул Хират. — Хотя, как по мне, они просто идиоты. Суеверия — суевериями, но устраивать поджог при такой тесной застройке… Соседних домов, что ли, не жалко? Да и этот дом был хороший, крепкий. Все равно им нового кузнеца нужно будет куда-нибудь селить.
— Новый построят, — отмахнулся Грейн. — Зато сегодня у них веселье. Охота на волков в самом разгаре… в буквальном смысле.
Я покачала головой и возвела очи горе. Иногда эти двое бывали просто невыносимы.
Боднув каблуками рыжие бока Искры, я подвела ее поближе к Георду. Черный жеребец покосился на эльфийскую кобылицу и негромко приветственно фыркнул.
— Ну, и что же травник должен был найти в погребе у кузнеца? — тихо спросила я Сева. Оборотень был странно тих и задумчив последнюю пару часов. — Это что-то ценное?
— Для него — определенно, — коротко отозвался дарг.
— И что же это?
— Его дочь.
— Что?! — мне показалось, что я ослышалась.
Однако оборотень молча кивнул, подтверждая свои слова.
— Постой-ка…. Разве она не погибла три месяца назад?
— Как видишь, нет, — сумрачно отозвался Сев. — Между прочим, именно из-за нее-то весь этот сыр-бор и разгорелся. Помнишь, корчмарь говорил, что дочь травника была красавицей? Видимо, так оно и было. В лучшие времена. Кузнец уже давно положил на нее глаз, однако девушка, похоже, не отвечала ему взаимностью. Тем не менее, он не собирался ни с кем ею делиться, и когда молодой бондарь решил посвататься к травниковой дочке, кузнец быстренько убрал конкурента. Почему погиб мальчик, я не знаю, может, он случайно увидел кузнеца с бондарем. Зато точно знаю, почему погибла жена Сафрона.
— Откуда?
— От самого кузнеца.
— Ты с ним еще и поговорить успел?! — не поверила я.
— Ох… не спрашивай, — поморщился Сев и продолжил. — Так вот, жена травника была против ухаживаний кузнеца за ее дочерью, и не раз давала ему это понять. Они несколько раз ругались из-за этого, и кузнец, похоже, был уверен, что это она настраивает свою дочь против него. Поэтому он вызвал ее однажды вечером к колодцу, якобы поговорить — и убил. Наверное, думал, что теперь-то путь к дочери будет свободен. Но ошибся. Девушка по-прежнему не желала иметь с ним ничего общего. Может, интуиция подсказывала что-то, не знаю. Но на этот раз терпение кузнеца лопнуло. И тогда он просто ее украл.
— Всесветлый Боже, — пробормотала я. — Но теперь-то с ней все в порядке?
— Ну… она неважно выглядит, — помолчав, осторожно ответил оборотень.
Глядя на него, у меня возникли кое-какие подозрения на этот счет, однако я упорно гнала их прочь.
— В любом случае, ее отец в лекарствах толк знает. Наверняка, он сделает все, что нужно.
— Очень на это надеюсь, — тихо произнес Сев.
Я посмотрела на него внимательнее.
— О… Ты имеешь в виду…
— Да. Месяцев через семь в Роснах появится новый перевертыш, возможно еще более умный, ловкий и… жестокий. Если, конечно, к тому времени травник не примет соответствующих мер.
Оборотень замолчал. Я представила себе перспективы росненцев и тихо ужаснулась. Молодой необученный волколак, руководимый только инстинктами и не имеющий представления о каких-либо запретах и ограничениях, был гораздо опаснее взрослого монстра.
— Ужас!.. — невольно вырвалось у меня вслух.
Оборотень кивнул, соглашаясь.
— Остается только надеяться, что травник сумеет принять верное решение, когда возникнет необходимость выбирать, что важнее: жизнь многих людей или жизнь одного — его собственного внука…
Лошади мерно трусили на юг, оставляя позади Малые Росны, с его симпатичными светлыми улицами и неожиданно мрачной волколачьей историей.
Глава 12
Яблочки
После двух бессонных ночей подряд мы все настоятельно нуждались в отдыхе. Однако Сев упорно настаивал на том, чтобы оставить между нами и Роснами как можно больше верст, прежде чем устраивать привал. В результате я покрепче намотала поводья на руку, в надежде не вывалиться из седла, и тихо клевала носом.
— Почему ты такой подозрительный? — спросила я Сева, когда Росны скрылись за невысоким холмом. — Травник ведь обещал, что не выдаст нас Егерям. Лично я ему верю.
— Когда он это обещал, ему было нечего терять, — отозвался оборотень. — Теперь обстоятельства изменились.
— Но ведь дело не только в его дочери. У него есть и другие причины не любить Магистериум, — упорствовала я.
— Уверен, Магистериум его тоже не слишком жалует, однако картину в целом это не меняет.
— Похоже, ты никому не веришь.
— Никому из людей, — спокойно согласился оборотень. — И поэтому до сих пор жив.
Не ожидавшая от оборотня подобного заявления, я насмешливо фыркнула.
