Полученные способности изнания что-то меняли вНем, перестраивали. Увы, воглаву угла невстало големостроение, как хотел того старый Он. Там оказалось пожирание. Все больше образов гасло, акоторые оставались, были направлены напаразитирование иканнибализм, если вспомнить Его изначальную, человеческую суть. Все больше образов почти неотличались друг отдруга: пожрать суть или силу донора? Пожрать душу, или память?
Новое системное сообщение всплыло перед ним одновременно стем, как последний образ встал наместо.
[Божественный ранг достигнут.]
[Правь иживи посправедливости, молодой бог!]
Онслегкостью разорвал сковывающие Его цепи, апотом обвел взглядом человеческий город, полный вкусных существ, которых весьма хотелось употребить. Внутри Него вопили осколки давно забытого гуманизма, которые Онпредпочел оставить себе, пожертвовав другими образами. Одна часть толкала Его попробовать окружающих навкус, нонавык контроля, который Оннепоглотил потому, что энергии внего был вложен самый мизер, уговаривал Его несовершать такого поступка. Этот город полон вкусных людей, как идругие четыре города, как исоседний материк, где нежить оказалась вразы слабее иеедавно победили. Нозачем Ему город, притом полный своих людей, если существуют целые миры, чужие миры, куда можно пробить дорожку ижрать втри горла?
Аможно инепробивать, нетратить силы. Скоро последуют другие вторжения, ведь защита мира нарушена. Восстановить еесмогли быбоги, будь ихпятеро, инеуничтожь ихКигулар, носейчас Онодин.
ИЕму придется воевать постаринке, големами. Только новыми.
* * *
Железный голем пришёл всебя неожиданно ирезко. Дёрнул железными конечностями, царапая крепкими пальцами верстак, накотором лежал. Апотом— ухватил загрудки мастера, который навис над ним.
—Что за…— прохрипел человек, сужасом таращась наголема, корпус которого был открыт ипуст. Вголеме небыло нивычислительного модуля, ниэнергокристалла! Тело механизма повсем законам магомеханики немогло двигаться, но, черт побери, двигалось! Иэта жуткая неправильность доглубины души потрясла молодого мастера. Оживший голем напомнил ему столь женеправильно оживающих после смерти людей. Мастер сновыми силами засучил ногами, изо всех сил пытаясь отодвинуться подальше, ноунего ничего невыходило.
Голем смотрел внимательно назадыхающегося отстраха человека. Апотом— разжал ладонь.
Человечек шмякнулся назадницу, и, шустро перебирая руками, ногами иягодицами, дополз додвери, чтобы снизкого старта рвануть прочь.
Аголем встал иосмотрел верстак иинструменты. Ему больше ненужен был энергетический кристалл: божественная энергия питала его металлическое тело. Она жедавала знания иумения. Более того, теперь Железный мог обходиться без вычислительного модуля: механический бог изменил правила мира вотношении своего первого голема.
Носамое главное втом, что теперь голем мог думать иобладал самостоятельностью. Сам оценивал окружающий мир инаосновании накопленных знаний делал выводы ипринимал решения. Ипервым был ремонт себя самого.
Голем закрыл свой корпус, взял сварочный инструмент ипринялся запаивать дверцу. Ощущение чужих рук, беззастенчиво копавшихся вего корпусе, пришлись машине непонраву, итарешила, что больше такого недопустит.
Завершив работу сосваркой, голем навесил снятые мастером пластины брони.
Члены Гильдии Големостроителей, прибежавшие насообщение взбудораженного мастера, шарахнулись встороны, пропуская вышедшего измастерской голема, вооруженного покореженным железным мечом.
* * *
Темные тучи простирались над морем. Пенистые барашки нагребнях волн, казалось, касались неба.
Вчерной воде, выбиваясь изсил, плыл мужчина. Глаза пловца были красными, сполопавшимися капиллярами. Дышал человек шумно иредко— сил нехватало, чтобы постоянно держать голову над водой, потому оннабирал влегкие побольше воздуха исберегал его, выдыхая только тогда, когда грудь начинало жечь, аперед глазами плыли темные пятна.
Оннепомнил своего имени. Непомнил, как оказался вводе, непомнил, зачем плывет. Жажда жизни толкала его вперед— кобрывистому берегу, докоторого плыть оставалось небольше минуты.
Наконец ондоплыл доберега. Ему повезло— волна небросила его накамни, сдирая кожу овыступы. Ему удалось ухватиться заострую грань инепорезать руки. Волна отхлынула, имужчина, помогая себе руками иногами, вскарабкался выше. Оттуда перепрыгнул надругой камень, апотом залез натретий, докоторого волны недоставали. Ипринялся начетвереньках карабкаться выше, пока пальцы невпились вдерн, пока руки впоследний раз ненапряглись, выволакивая тело натраву, пока оннезалез наобрыв инеостался валяться там, шумно ихрипло дыша, глядя внизкое темное небо.
Оннаслаждался тем, что теперь ему неприходится сражаться засвою жизнь. Онуже сделал это— тут его недостанет море.
Перед тем, как потерять сознание, провалившись вспасительное небытие, мужчина успел вспомнить свое прозвище, которое почему-то отдавало металлом итенью. Тенеплет.
Очнулся онотбесцеремонных тычков, акогда открыл глаза, увидел маленького пузатого мальчонку спалкой. Этой палкой человечек тыкал Тенеплета прямо вбок.
—Что тыхочешь сделать?— спросил Тенеплет изакашлялся: горло ужасно саднило.
Услышав вопрос, ребенок отбросил палку изадал стрекача. НоТенеплета уже неволновал пузатый малец. Онсел ипринялся осматривать иощупывать себя.
Короткие шорты, вкоторые был одет мужчина, побелели отморской соли. Кожу стянуло, волосы наощупь были, как пакля…
Тенеплет почувствовал легкое удивление, коснувшись волос. Будто раньше было как-то по-другому. Как-то иначе.
Однако время отдыха прошло, настало время нового испытания: кнему направлялся уже виденный мальчонка. Впереди паренька, что-то громко крича, шли трое мужчин, исмотрели они наголема неслишком добро.
Тенеплет плавно поднялся, отмечая, что тело уже неболит после долгого купания. Это тоже невызвало удивление— его скорее удивляла предшествующая боль. Глаза мужчины странно блеснули, атень под ногами надолю секунды стала черной, будто провал вомрак.
—Где тыбыл⁈— нанепонятном языке залопотал самый крупный изтроицы, подходя ближе.— Батька тебя обыскался! Думали, утоп… Опятеро, твои волосы торчат, как пакля— тыдействительно плавал? Тычто, поплыл вморе вшторм⁈
Мужчина, подойдя ближе, попытался дать пловцу подзатыльник, только вот удар цели недостиг: Тенеплет привычным движением поймал руку истоль жепривычно вывернул ее, задирая вверх. Неосмотрительный имедленный соперник взвился наносочки, сдерживая жалобный крик.
Вот это было понятным. Агрессия наагрессию, агрессия настрах, агрессия навсе. Вот втаком мире жить было привычнее, чем плыть поморю, ощущая, как ноют мышцы изадавать себе вопрос— почему?
