— Ничего не очевидно, пока идет следствие, — глухо возразил полковник. — Не суйся в эти дебри, Жарский, а просто поверь мне: в ФСБН не профаны сидят. Они свою работу знают.
— Хотелось бы верить… — хмуро бросил я. — Боюсь я, Анатолий Петрович, что слишком быстро расходится эта специфическая информация, которая провоцирует инфестатов на более развязные и жестокие эксперименты. Даже простые обыватели уже соревнуются друг с другом в сети в том, кто придумает наиболее тяжелую смерть для человека. Они будто бы и не понимают, что вокруг достаточно безумцев, готовых претворить в жизнь эти кровавые теории, выясняя, какая из них повлечет наиболее сильный исход тьмы из трупа.
— Ну а что поделать, Факел? В обществе и так неспокойно, люди уже который год живут в состоянии тревоги и отчаяния. Да еще ведь и масла в огонь регулярно подливают всякие внешние силы. Панику нагоняют такую, что будь здоров! Ситуация и без того стабильно ухудшается, так нам еще бунта народного не хватало!
— И что, пусть теперь спокойно инфестаты друг с другом в интернете кровавыми ритуалами делятся? — ядовито поинтересовался я. — Они так скоро и сайты свои заведут с кулинарными рецептами, как правильно людей шинковать.
— Это не наше поле деятельности, капитан, — обижено поджал губы комбат, словно воспринял мою колкость на свой счет. — В ФСБН есть отдельное подразделение, которое занимается ограничением доступа к запрещенной информации. Они ищут, штрафуют, удаляют, за самыми любознательными или осведомленными устанавливают наблюдение, но ведь наши ресурсы небесконечны, ты понимаешь…
— Ага-ага, ситом моря не вычерпаешь.
Гиштап как-то странно посмотрел на меня и уже даже раскрыл рот, чтобы о чем-то сказать, но в последний момент передумал.
— Эх, ладно, Жарский, наглая ты харя, — с нотками ворчливого, но любящего деда подвел он черту под нашей беседой, — дел у меня полно. Бежал к тебе, думал, что ты при смерти валяешься, а ты, как обычно, наглый и самодовольный тут расслабляешься. Некогда мне лясы точить, побежал я. Ты это… выздоравливай, что ли.
— Спасибо, Анатолий Петрович, — удивленно поблагодарил я комбата, — буду стараться.
Нет, ну в самом деле, это первый раз на моей памяти, когда сварливый полковник пожелал мне чего-то приятного. Обычно, он орал, чтоб я провалился, ну или чтоб мне сралось неделю. А тут вдруг «выздоравливай». Вправду что ли волнуется?
Сразу после того, как старый офицер покинул палату, ко мне вернулся Умар.
— Ты чего тут торчишь? — обратился я к парню. — Домой что ли не хочется? Езжай давай, дела твои уже завтра доделывать придется.
— Так я это… с медсестричкой тут познакомился, — слегка смущенно поведал он. — У нее рабочий день заканчивается в девять вечера, и мы кофе договорились попить с ней. Ну и я решил… ну вроде как, того… посидеть немного с тобой. Ну, если, конечно, ты отдохнуть не хочешь.
— Ну посиди-посиди, Казанова, — усмехнулся я, мысленно ставя новичку еще один плюсик.
Ведь по-любому же наврал по поводу знакомства! Наверняка просто не хочет раненного товарища одного оставлять. Чувствует за собой вину, да не знает, как ее загладить…
Эта моя уверенность дала небольшую трещину, когда ко мне в палату вошла длинноногая эффектная дамочка в приталенной сестринской униформе. Ее пышная грива иссиня-черных волос, каскадом спускающаяся на плечи из-под медицинского колпака, красиво покачивалась в такт каждому шагу. Расстояние от двери до моей койки она преодолела словно модель по подиуму. И пока сестричка меняла мне капельницу, то не прекращала кокетливо переглядываться с Умаром, загадочно ему улыбаясь.
Блин, а вот теперь стало завидно! Я с такой фифой не то что бы никогда не заговорил, но даже б и на расстояние броска гранаты не подошел! Да просто потому что понимаю, нечего мне тут ловить. А юнец не только подкатил, но еще и сумел раскрутить на свидание! Вот же молодежь…
Когда медсестра ушла, мы с Салмановым еще долго болтали о всяком разном. В основном, он спрашивал о нашей службе, о предстоящей подготовке, о сложностях, которые поджидают на этом пути. Было заметно, что первая встреча с инфестатами заронила в душе паренька семя страха, который может в дальнейшем прорасти и укорениться, превратившись в настоящую фобию. Поэтому, приходилось мне его успокаивать и настраивать на позитивный лад, чтоб потом не получить вместо полноценного бойца в звене обузу, не способную перебороть свои слабости.
И когда мы с Умаром обсудили уже многие аспекты работы в ГУБИ, дверь снова отворилась, впуская внутрь медведеподобную фигуру Изюма. Салманов его как увидел, аж в спинку стула вжался, настолько сильное впечатление произвел на него старый спецназовец. И я, должен сказать, в какой-то степени его понимал. Виноградов вид имел очень колоритный. Бунтарская стрижка под полубокс (бунтарская, это если говорить о требованиях к внешнему облику военнослужащего, конечно), двухдневная щетина, суровый прищур вечно подозрительных глаз, ну и габариты славянского шкафа, который едва в дверной проем помещается. Такого на улице встретишь, так от греха подальше на другую сторону перейдешь.
— Ну, Факел! — с порога зашипел Изюм. — Ну вот что ты за человек такой?! Мне Генштаб все рассказал! На пять минут оставить нельзя, все в какое-то дерьмо вляпа… а это что за кекс тебя караулит?
Взгляд моего напарника споткнулся об Умара, который при появлении здоровяка постарался стать как можно менее заметным. Поэтому пришлось разруливать ситуацию, пока Макс не сделал каких-нибудь неверных выводов. С этого параноика станется…
— Если Гиштап услышит, как ты его фамилию коверкаешь, — довольно осклабился я, пытаясь нехитрой шуткой разрядить обстановку, — то размажет твои виноградины об стену.
— Очередь пусть занимает, — фыркнул спецназовец, — много их таких желающих…
— Кхе, ну смотри, я предупредил. Кстати, знакомься, Изюм, это новый боец нашего звена, — махнул я рукой в сторону парня, — Умар Салманов, молодой перспективный инфестат. Будет теперь нам прикрывать спину.
Сначала я не понял, что за метаморфозы произошли с лицом Виноградова, но когда до меня донеслась горячая волна неприязни и какого-то едкого презрения, то продолжение фразы невольно застряло в моем горле. Это ж насколько сильные эмоции испытал Макс, что даже мой невосприимчивый дар их так ясно прочел? А что ощутил при этом новобранец, имеющий куда более развитую эмпатию, остается только гадать. Судя по вытянувшемуся и посеревшему лицу Умара, он приготовился к отчаянному мордобою, не меньше…
— Оч-чень рад знакомству, — сквозь зубы прошипел Изюм, всем своим видом демонстрируя, что угодно, но только не радость.
— Слушай, Умар, — повернулся я к парню, — можешь нас оставить ненадолго? Извини, что так тебя гоню, просто хочу поинтересоваться у одного старого деда, как давно его деменция одолела.
— Ага, да… — слегка потеряно кивнул тот. — Я, наверное, пойду уже. А то, чувствую, не все тут рады моему обществу… почему-то.
