—Первое. Куклы, как бы небыли похожи на нас, больше людьми не являются. Они продолжение воли того злоумышленника, который накачал их некроэфиром и ничего более. В боевой обстановке жалость к врагу будет играть против меня.
—А высами когда-нибудь нарушали закон о неприкосновенности тел умерших?
—Неоднократно,— без экивоков бросил я.
Хоть глазами я следил за еле светящейся зеленой точкой на табло, но тренированное боковое зрение все равно отреагировало на движение психиатра. Она после моего откровения пугливо поежилась и будто бы даже дернулась, чтобы отодвинуться подальше от кушетки.
—Однако это никогда не шло вразрез с моим долгом,— ввернул я пояснение, дабы успокоить медика.
—Х-хорошо, идем дальше,— совсем неубедительно изобразила врач невозмутимость.— Вы когда-либо совершали опасные деяния ради острых ощущений?
—Мне остроты и наслужбе хватает,— позволил я себе небольшую усмешку.
—Вам бывает трудно контролировать свое поведение и эмоциональные импульсы?
—Больше нет,— ровно проговорил я.
—А раньше?
—Постоянно.
—Что-то изменилось? Вы пережили какое-то потрясение?
Я подавил порыв любопытства и неоторвал взгляда от зеленой точки на зеркальной панели, хотя и очень хотелось. Она в самом деле не понимает, или прикидывается?
—Всего лишь умер, доктор.
—…
Женщина растерялась от моей прямоты, но постаралась скрыть замешательство за корректировкой опций в своем электронном девайсе. Она что-то там долго нажимала, печатала и подкручивала ползунки настроек. А наделе, скорее всего, лихорадочно соображала, какой выбирать сценарий для дальнейшего опроса.
Странная какая-то. Неужели я что-то необычное сказал? Или медик пытается сделать вид, что не знала об этой моей маленькой особенности? К чему же тогда перед сеансом была озвучена ремарка про необычность?
—Вы ощущаете превосходство, находясь в обществе неодаренного человека?— наконец переборола ступор врач.
—Нет. Скорее наоборот. Я раньше вообще считал себя каким-то уродцем, которому нет места в нормальном обществе.
—А что вы испытываете, рядом с обычными людьми?
—Страх.
—Страх?— не поняла медик.
—Именно. Я боюсь, что не смогу уберечь их оттемной кровожадной твари, живущей во мне.
—Кхм… хорошо, Юрий, я поняла вас. Теперь скажите, вы когда-нибудь проявляли излишнюю жестокость во время задержаний?
—Каждый раз,— снова бесстрастно пожал я плечами.— Чаще всего, я наслужбе сталкиваюсь с порождениями некроэфира, которых невозможно запугать, убедить или обмануть. Поэтому я вынужден просто их уничтожать. С кукловодами чуть проще, но иих приходится ломать жестко и яростно. Чтоб эта падаль даже голову поднять боялась, не говоря уже о том, чтобы обратиться к своему дару. Это если вкратце.
Психиатр сделала очередную паузу, подкручивая настройки в планшете, а наменя окончательно снизошли полное умиротворение и безмятежность. Какой бы вердикт не вынесли мозгоправы, на моей дальнейшей судьбе это мало чем скажется. Я буду продолжать свое дело несмотря ни начто…
* * *
—Товарищ генерал, разрешите?
В дверном проеме показалась морщинистая физиономия Гиштапа, на которой синяки под глазами разрослись почти до самых скул.
—А, Петрович,— добродушно махнул начальник,— давай, залетай! С чем пожаловал?
—Результаты обследования Факела принес,— поведал полковник, покачав на ладони черную папку с наклеенным на ней предупреждающим грифом особой секретности.
—О как…— руководитель ФСБН моментом посуровел и схватился за телефон.— Инга Викторовна, никого ко мне не пускать… Да… Да… Даже его. Мне без разницы… Представьте, что меня вообще нет, ясно?
Вернув трубку на рычаги, генерал-майор нетерпеливо воззрился на подчиненного, ожидая, когда тот передаст ему материалы.
—Здесь на первой странице заключение психиатра, дальше идет протокол беседы, а надиске запись сеанса от самого начала и доконца.
—Да давай уже сюда!— не выдержал офицер и выхватил документы из рук комбата.— Перескажи коротко, о чем там Жарский болтал.
—Я неимею понятия, товарищ генерал,— с каменным лицом ответил пожилой визитер.
—Чего это?— удивился начальник.— Еще скажи, что не читал и несмотрел?
—Именно что,— не преминул огрызнуться полковник.— Я неспециалист, все равно ничего не пойму из этого. А копошиться в грязном белье своих подопечных считаю и вовсе зазорным. Вам, кстати, Константин Константинович, тоже не рекомендую этим заниматься. Экспертного мнения должно быть достаточно, чтобы сделать выводы.
Генерал оторвался от чтения бумаг и крайне выразительно глянул наГиштапа. Любой другой бы стушевался и поспешил сдуться, но только не этот ворчливый старик. Он выдержал пронзительный взгляд руководителя и даже взора не потупил, демонстрируя непоколебимую уверенность в своих убеждениях.
—Не почину тебе, Анатолий Петрович, рекомендации мне раздавать,— строго отчитал полковника Крюков.— Я тебя, конечно, уважаю, но субординацию тоже нужно соблюдать, понимаешь?
—И явас пока еще уважаю, товарищ генерал,— предостерегающе прокаркал офицер.— Но уважение штука хрупкая. Всего один поступок может его разбить вдребезги.
—Даже так?
Начальник ФСБН удивленно округлил глаза, а затем, после непродолжительной паузы, подчеркнуто медленно сложил все материалы обратно в папку, оставив на своем столе только листок с заключением.
—Теперь доволен?— колко спросил руководитель.
Гиштап флегматично кивнул и откинулся на спинку кресла, показывая, что такое решение генерала его полностью устраивает.
—Н-да, совсем уже людей распустил,— неодобрительно пробурчал себе под нос Константин Константинович, а потом снова погрузился в чтение.
Крюков быстро пробежался по строчкам, беззвучно шевеля губами и вычленяя самую важную информацию. Совсем скоро он добрался до финального вывода врачебного заключения и обескураженно уставился в лист бумаги, словно заподозрил, что его разыгрывают.
—Петрович?— осипшим голосом позвал руководитель.
—Я.
—Мозгоправы могли ошибиться?
—Сомнительно. В сопроводительном письме сказано, что результаты перепроверили участники консилиума и двух комиссий.
—Что же это получается? Выходит, наш Жарский…
—Именно,— горделиво задрал подбородок комбат.— Абсолютно уравновешен и сдержан, как буддийский монах, познавший дзен.
—Да нунахер! Невозможно!— категорично фыркнул генерал.— Я изучал его динамику! С самого начала службы вГУБИ его рейтинг психоэмоциональной стабильности никогда не поднимался выше семидесяти двух пунктов! А впоследние несколько месяцев до того рокового происшествия на всеобщем смотре так и вовсе опускался до позорных пятидесяти трех.
