—Пап, мама умрет?— дрогнувшим голоском спросил мальчишка, занимая стул рядом с отцом.
—Да…
—Скоро?
—Боюсь, что так,— безотрадно кивнул Сергей.
И хоть эмпатия Макса молчала, продолжая воспринимать инфестата пустым местом, но слепым отставной военный не был. Он видел, какая сумрачная тень наползла на лицо Аида, и как сжались его губы. Он очень переживал из-за Виктории, но нис кем не хотел делиться своей болью. Или не мог. Хрен разберешь, что там в его мятущейся черной душе творится…
—Пап, а тыже… ты… ты сделаешь что-нибудь?— жалобно пустил петуха Дамир, изо всех сил сдерживая слезы.
—Я ничем не могу помочь маме, Дамир… ничем…
—Но может ты хотя бы недашь ей уйти от нас? Ты ведь вернешь ее? Ну, когда она умрет… чтобы она осталась с нами и после смерти…
Макс не успел глазом моргнуть, как рука Аида выстрелила вперед со скоростью атакующей кобры. Р-раз! И цепкие пальцы Секирина смыкаются на горле ребенка, обхватывая худую шею.
—Не смей, слышишь?— негромко прохрипел Сергей, приближая свою жуткую физиономию к самому лицу пацана.— Не смей говорить таких вещей о собственной матери. Если хотя бы капля некроэфира коснется ее тела, то яне посмотрю ни начто. Я сотру этот паршивый мир в кровавый порошок вместе с тем, кто рискнет сотворить подобное. Даже если этим «кем-то» будешь ты, Дамир. Ты меня понял?
Аид говорил холодно, если не сказать отстраненно. Но его речь не звучала пустой угрозой. Скорее наоборот. Каждый слог тяжелым гвоздем втыкался в барабанные перепонки, вызывая приступы паники, потому что Изюм знал… Знал, что Секирин свои намерения легко мог воплотить в жизнь. Он непросто запугивал. Он приносил клятву, которую обязательно исполнит, чего бы ему это не стоило…
—Эй-эй, Сергей, полегче!— стряхнул с себя оцепенение Макс, когда заметил, что лицо Дамира багровеет.— Задушишь мальца!
Спецназовец смело подскочил к отцу и сыну, стараясь не думать о том, что Секирин в таком состоянии может его попросту прикончить. Россиянин сдавил своей мощной пятерней жилистое запястье Аида, намереваясь разжать его хватку и отцепить от горла мальчишки. Но нетут-то было! Проще, наверное, разомкнуть челюсти упыря.
—Я спросил, ты меня понял, Дамир?— прошипел Сергей, не обращая внимания на потуги двухметрового спецназовца.
—Хр-р-а-а… х-р…— попытался что-то вымолвить парень.
Бывший медиум, видимо, расценил это как утвердительный ответ и только тогда выпустил сына. Аид порывисто вскочил со своего места, едва не опрокинув стул, и растворился в темноте надвигающейся ночи вместе с химерой.
Изюм же судорожно выдохнул, глянул исчезнувшему инфестату вслед, а потом присел рядом с потирающим шею Дамиром.
—Ты как, цел?— поинтересовался инквизитор.
—Я… наверное…— потеряно пробормотал юноша.— Но… за что? Что я такого сказал?
—Переживает отец твой,— прогудел Изюм,— вот повел себя так. Не сердись на него слишком уж сильно.
Пацан на это промолчал, лишь обиженно фыркнув, но возвращаться в дом пока не торопился.
—Мне, кстати, от бати тоже частенько доставалось,— отрешенно поделился Макс.— Помню, было мне лет пять, и ядобрался до его бобин с музыкой…
—Что такое «бобин?» — ухватился за новое слово мальчишка.
—Ну, блин, бобины! Катушки такие для пленки, сечешь? Плоские, с тарелку размером.
—А-а, понял! На них раньше музыку записывали?
—Угу, не только музыку. Ну дане суть! В общем, откопал я убатьки в столе такую штуковину. И мне показалось, что лучшее применение для нее, это обмотаться пленкой, как мумия, а потом выйти и всех удивить. И что ты думаешь? Сказано — сделано. Принялся я себя заматывать, причем, не сног начал, а сголовы. Один оборот, второй, третий, двадцать третий. Чувствую, петли на шею как-то туго легли, дышать тяжело. Я вдох делаю, грудь вроде вздымается, а мне от этого не становится легче. Кровоток передавил, аж вглазах пятна поплыли. Я запаниковал, попытался пленку разодрать, чтоб освободиться. Но куда мне сопляку… это один виток еще получается порвать. А когда их много, то хрен там.
—И что дальше было?— Дамир от интереса аж моргать перестал, глубоко проникнувшись историей из далекого прошлого.
—А дальше я упал, уронил стул, на шум прибежал папка с дедом, увидели меня вот в таком состоянии, уже слегка посиневшего и замотанного пленкой… Ну ирасстреляли меня.
—Ч-чего?!— не врубился в юмор парнишка.
—Да шучу я!— досадливо махнул рукой Изюм на непонятливую молодежь.— Анекдотов что ли незнаешь? А хотя, откуда у вас тут наши анекдоты… Короче, освободили меня в четыре руки. А потом, не успела еще моя физиономия нормальный цвет приобрести, как папка мне та-а-акого ремня всыпал. Вот ей богу, я тогда побоялся, что пленка меня не задушила, так отец прибьет. По моей жопе потом можно было карту звездного неба изучать, такой на ней космос остался. Я попервости тоже обиду затаил на батю. Но дед меня приобнял и сказал одну мудрую вещь.
—Это какую же?
—А такую, что предки, порой, могут вести себя с детьми строго. Иногда даже жестоко. Но это не потому, что они их нелюбят, а совсем наоборот. Родители же понимают, что не всегда могут находиться рядом со своим чадом. Понимают, что от всего не уберегут. А потому, застукав ребенка за чем-либо опасным, изо всех сил стараются сделать так, чтоб это был первый и последний раз, когда отпрыск вздумал подобное учудить. А какое средство лучшее в плане отрицательного подкрепления? Правильно! Самозабвенная и качественная порка. И тогда дитё в схожей ситуации, вспомнив битую задницу, сто раз подумает, стоит ли повторять свой негативный опыт или лучше проявить благоразумие.
—То есть вот сейчас папа хотел уберечь меня от ошибки?— скептически выгнул бровь Дамир.
—Именно,— уверенно кивнул инквизитор.
—Хм… ну незнаю. На него не очень-то похоже. Чаще всего он твердит, что человек с его прошлым не имеет права раздавать советы и наставления.
—Ну, тут сложно поспорить,— неопределенно покрутил ладонью в воздухе Макс.— Судьба у твоего старика такая, что не позавидуешь. Однако поверь мне, то что сейчас между вами произошло — это проявление страха. Аид… тьфу, то есть твой отец очень испугался, представив, что ты пойдешь по его стопам и прыгнешь на теже грабли.
—Ага-ага, с чего вы вообще так решили? По-моему, он обо мне вообще не беспокоится,— обижено пробормотал мальчишка.
Виноградов повернул голову и прямо взглянул на пацана, невольно отмечая, как сильно он похож на отца внешне.
—Он сам мне сказал об этом.
Парень задумчиво примолк, переваривая ответ Макса. Несмотря на то, что бывший военный был для мальчишки даже меньше, чем никто, Дамир его словами проникся. Юнцу остро не хватало отцовского участия в его судьбе, а потому зрелый и умудренный жизнью спецназовец воспринимался им как человек, к которому можно и нужно прислушиваться. И хоть инквизитор не собирался взваливать на свои плечи заботу о чужом ребенке, мальчишку ему было жаль.
