—Кать, что случилось‑то? Ты… зачем канцелярский нож в туалет взяла?— когда девушка отстранилась, заметила в ее руках невинного вида ножик для резки бумаги с каплями крови на все‑таки остром лезвии и на запястье Катерины. Меня хватил ужас.
Пригляделась к девушке еще внимательнее. Помятая одежда, губы припухшие, на шее синяк.
Катя молчит, стыдливо опустив глаза.
—Кать… твое нынешнее состояние… как‑то связано с Павлом Дмитриевичем?— осторожно спросила я.
И тут девушку словно прорвало. Катя рассказала мне все. Когда я ушла из отдела, Павел Дмитриевич неистовствовал, устроив всем «хорошую» жизнь, но в последние дни вдруг стал спокойнее и… начал оказывать Катерине знаки внимания. Терся все время поблизости, то и дело вызывал к себе, касался… Как и у меня все, в общем. Катя, как могла, сторонилась начальника, но, зная Павла Дмитриевича, это мало чем помогало.
—У меня мама болеет, трачу почти все деньги на ее лечение… а он сегодня говорит: «Что‑то ты, Катенька, одеваешься очень уж скромно и не по деловому этикету, придется штраф тебе назначить и выговор»… А потом он подходит и…
Катя горько зарыдала.
—Я убью его!— знаю, что сама недавно была в подобном положении и за себя здесь что‑то не особо постояла, но вот за тихую милую Катю в душе поднялось бешенство.— Что он сделал?
—Он… зажал, целовал, лапал везде, пытался раздеть, уже задрал юбку и уже хотел…— Катя вновь горько заплакала.— Так противно мне никогда не было. Думала, вырвет. Такой грязной себя ощущаю. Повезло, что в дверь его секретарь постучала. Я вырвалась и убежала.
Девушка закрыла лицо руками.
—Я не знаю, что мне делать. Это было так мерзко. Уволиться мне нельзя — мама, но на работу я больше не смогу вернуться.
—Катя, у тебя мама, а ты с собой делаешь это!— взяла девушку за запястье, показав порез.
—Это был порыв. Я бы ничего и не сделала. Просто так жалко себя стало. Как теперь быть? Буду искать другую работу. Пусть штрафы берут. Хоть кем пойду, лишь бы быстро взяли,— Катя стала успокаиваться и начинать думать рационально.
—Только денег опять придется занимать. Лер, а к тебе ведь Павел Дмитриевич тоже приставал? Ты из‑за это перевелась, да?
Тяжело вздохнула.
—Катюш, иди сейчас домой, отдыхай и ни о чем не волнуйся. Я все решу.
Катя вытаращила глаза.
—Как решишь?
—Вот так,— обняла девушку, после чего взяла под руку и повела к выходу.
За себя бы я просить и жаловаться кому‑то не стала, но за Катю и тех, кто, возможно, окажется на ее месте…
Вернувшись в приемную, решительно подошла к двери начальника, не менее^ решительно постучалась и вошла. Подошла к столу босса, стараясь смотреть не на Гайне, а на панорамный вид города, что открывается за высокими окнами.
Села. Хочу начать беседу и не могу: как представлю, о чем придется говорить с шефом, плохо становится. В горле пересохло, руки начали подрагивать.
—Валерия Николаевна, у вас ко мне какое‑то дело?— полюбопытствовал босс спустя пару минут. Терпеливый у меня начальник, однако.
Прямо посмотрела на Гайне.
—Да. У меня дело. Почти личное.
—Как интересно.
Правда?
—Ну что же вы молчите, Валерия Николаевна? Я вас слушаю.
У меня словно язык отсох.
—Вам нужны деньги?— не вытерпел шеф.
—Э — эм. Нет.
—Тогда что?— судя по виду Гайне, тот начал терять терпение.
—Нужна ваша помощь в очень деликатном вопросе, не требующем большой огласки. Я могу рассчитывать, что то, что я вам сейчас скажу, не станет известно широкой общественности?
—Валерия, вы меня заинтриговали. Тем не менее чего‑то обещать, пока не услышу, в чем дело, не могу. Но обещаю, что постараюсь отнестись к вашему вопросу деликатно.
—Дело… в моем бывшем начальнике,— решилась я.— И неуставных отношениях.
ВИКТОР
Признаться, оторопел. Когда ко мне зашла Валерия Николаевна и долго не решалась о чем‑то заговорить и попросить, я сразу подумал лишь о ее, возможно, плохом материальном положении, но оказалось, что у моей помощницы могут быть проблемы и куда серьезнее.
Чувствую, как по мере монолога Валерии сжимаю ручку все сильнее.
—Подождите, Валерия… Николаевна. Вы сейчас говорите мне о том, что ваш бывший начальник делает недвусмысленные предложения своим подчиненным и, порой, склоняет их к интимной близости не только уговорами и обещаниями, но и шантажом. Верно?
—Да, Виктор Эдуардович.
—Ваш бывший руководитель вам тоже делал эти предложения?
По тому, как покраснела и словно сжалась моя помощница, я понял, каков ответ на мой вопрос.
—Сейчас речь не обо мне, Виктор Эдуардович.
—Отвечайте,— говорю с ней излишне жестко, но это от вскипевшей во мне злости, но не на Валерию.— Он к вам приставал?
—Да.
У Валерии дрожат руки. Сильно. Еще немного, и заплачет. Но я должен знать.
—Он вас шантажировал?
—Отчасти да. У меня кредит и…— Валерия сглотнула и замолчала.
Все‑таки сломал ручку, хорошо, что девушка этого не заметила.
—Вы… имели с ним отношения?
—Нет. Как только все подошло к этому, я хотела увольняться, поскольку Павел Дмитриевич обещал в случае отказа испортить мне репутацию и сделать так, чтобы меня никуда не приняли. К счастью, вспомнила о вашей вакансии и о том, что после работы у вас любого сотрудника с руками отрывают в любом отделе, плюс повышенная зарплата…
Постарался взять себя в руки. Очень постарался.
—Валерия Николаевна, почему вы раньше молчали?
—Не хотела, чтобы меня обсуждали. Да и тягаться с начальником… его слово против моего весомее. В итоге я же во всем виноватой и окажусь.
—Значит, теперь ваша подруга, Екатерина Олеговна, подверглась притязаниям Павла Дмитриевича… Хорошо, я возьму на контроль это дело.
—Пожалуйста, только постарайтесь без огласки.
—Не волнуйтесь, Валерия Николаевна,— этот подонок обеспечил себе веселую, нескучную и праведную жизнь.— Еще вопрос. У вас есть какие‑нибудь доказательства, подтверждающие ваш рассказ?
—У меня есть запись моего последнего разговора с бывшим начальником, где он угрожает мне, требует остаться и… вступить с ним в интимную связь немедленно.
Валерия с большой неохотой достала телефон.
—Это точно необходимо?
—Да.
—Я сбросила аудиозапись вам на почту. Что мне сказать Екатерине? Ей можно приходить в понедельник на работу или лучше не стоит?
