И это означает, что это те же люди, что походя убили ни в чем не повинную, случайную девушку, просто для того, чтобы шлепнуть по рукам не в меру ретивого следака.
А значит, он должен этих людей найти и покарать. Лично. Следственный комитет тут ни при чем. Это не его дело.
И для этого Игорь Вершинин, дважды судимый за хулиганку придурок, прекрасный инструмент. Потому что он следующий. В этом нет ни малейших сомнений. Эта пьяная хтонь — единственная ниточка, которая может указать, что следствие пошло не по тому направлению. И ее обязательно обрежут.
Поэтому надо быть как можно ближе, чтобы увидеть, кто именно ее обрежет.
И Виктора Макарова ни на секунду не посетила мысль, что приманкой и жертвой он хладнокровно назначает совершенно непричастного и невинного человека.
Более того, его даже не удивило, что ему эта мысль в голову пришла. Для Виктора Макарова образца сегодняшнего дня это казалось вполне естественным вариантом действия.
16
Два старика сидели на лавочке, грелись на солнце и молчали. Они давно не виделись. И еще бы столько же не встречались, но нужда заставила. Они не были врагами, но жизнь расставила фигуры на их игровом поле так, что они оказались пусть и по одну сторону баррикад, но в разных командах. Вернее, даже не так — в разных составах одной команды. И один из них в свое время был вынужден уступить место другому в основном составе.
Впрочем, стариками их можно было назвать с большой натяжкой. Одним из них был Семен Андреевич Даурский, спортивной форме которого мог позавидовать профессиональный спортсмен. Второму недавно стукнуло шестьдесят пять и выглядел он солидно, как университетский профессор. У него и прозвище такое было — Профессор. Так его звали подчиненные. Для тех, кто прошел с ним одну школу, он был Седой. Уже в молодости у него появился клок белых волос на затылке. Он и сейчас был, только очень сильно поредел. Вместе со всей остальной шевелюрой.
—А ты постарел, Седой,— нарушил молчание Даурский.
—А ты поседел, Старый,— иронично хмыкнул Профессор, припомнив рабочую кличку Даурского.
Он достал из кармана плоскую круглую коробочку монпансье, открутил крышку, двумя пальцами подцепил леденец и кинул его в рот.
—Курить бросаешь?— посочувствовал Даурский.
—Три года как бросил. Тогда спасался этим и привык. Специально из Франции мне привозят, здесь таких почему-то уже не делают.
Седой всегда был падок на легкий понт. Берега знал, но без порции мишуры просто не мог. Пиджак из настоящего английского твида выглядел не слишком роскошно, даже простовато. Но только для тех, кто роскошь видит в «фирме» и раскрученных брендах. А Седой предпочитал не дорогую марку, а хорошего портного. Как и Даурский. Только вот Даурский приехал на встречу на метро, а Профессор прикатил на белом «Линкольне», который сейчас сиротливо жался к чугунной оградке скверика, мешая проезду по и без того забитой улице. Водитель, наверное, уже осатанел от возмущенных гудков в свой адрес. Телохранитель размером с афишную тумбу беспечно прогуливался по соседней аллейке, наматывая уже десятый по счету круг.
Первым заговорил Даурский, но вопрос должен был задать Профессор. Иначе получится, что Даурский пришел просить помощи. Это было правдой. Но правдой было и то, что он пришел предупредить об опасности. Важно было правильно выстроить приоритеты.
Они помолчали еще минуту. Седой тяжело вздохнул.
—Все настолько серьезно, что нельзя было обсудить по телефону?
Даурский приподнял левую бровь, что означало высшую степень изумления. Седой, конечно, стареет и теряет хватку, но не до такой же степени. Собеседник заметил этот жест и досадливо поморщился.
—Так что там случилось?
—Самопроизвольный запуск,— коротко ответил Даурский.
Профессор перестал гонять леденец за щекой и даже повернулся к Даурскому. Несколько секунд он недоверчиво смотрел на него.
—А ведь ты не шутишь. Но… Но это невозможно! Это исключено!
Почему ты так решил?
—Он задал несколько вопросов, которые не должен был задавать.
—Ну… Это могло быть…
—Нет, это не могло быть случайностью или совпадением. Он кое-что вспомнил.
—Что?!
Седой не смог сдержать волнения. Действительно, стареет.
—Пока мелочи. Но он и их не должен был вспомнить. Значит, произошел запуск. Причем запуск нештатный.
Седой рефлекторно сжал и разжал кулак.
—Есть что-то, чего я не знаю, но должен знать?— спросил Даурский.
Профессор покачал головой, но сделал это со слишком малой амплитудой, выдав себя с головой.
«Да тебе, братец, пора на свалку,— подумал Даурский.— Ты же растерял все навыки».
—Говори, Седой,— потребовал он вслух.
Бывший друг немного подумал, взвешивая шансы и аргументы. Его выпуклые глаза сделали движение сверху вниз. Он принял решение. Даурский читал его, как раскрытую книгу. С картинками.
—Два года назад у нас была нештатная ситуация. Был утерян контроль над объектом, работавшим по схеме «Механик».
Даурский потрясенно покачал головой. Этот жест предназначался Седому. Сам Даурский был спокоен, как айсберг.
—Сбой в программе. Вы узнали, что стало причиной?
Седой промолчал, но в его глазах мелькнуло что-то еще.
—Господи,— Даурский презрительно усмехнулся.— Да вы его упустили!
Седой снова не ответил.
—И как это связано с нашим делом?
Профессор продолжал хранить молчание. Даурский понял — он больше ничего не скажет. Он дал кусочек пазла. Искать остальные детали и складывать из них картину должен тот, кому это нужно. То, что это нужно и Профессору, в расчет не берется. Это его тактика — заставить других таскать ему добычу, рискуя жизнью и здоровьем. Ну что ж, тактика не лишена привлекательных сторон. В конце концов, сейчас именно Седой заправляет тем делом, на которое угробил всю свою жизнь Даурский.
—Я понял тебя, коллега.
Даурский саркастически рассмеялся и даже похлопал Седого по коленке, отчего у того глаза на лоб полезли. Наверное, уже лет двадцать никто не позволял себе такого с ним обращения.
—А теперь слушай меня внимательно,— глаза Даурского превратились в щелочки, а в голосе зазвенел металл.— Я понимаю, что нештатные ситуации требуют нештатных решений. Но если вы вдруг подумаете, что нынешнюю можно решить простым и эффективным способом, то очень сильно пожалеете.
—Ты пойдешь против Команды?— вскинулся Профессор.
Даурский оскалился в волчьей ухмылке.
—Я не пойду против Команды. Я ее уничтожу. И ты знаешь, что я это сделаю. И на этот раз тебе твои интриги не помогут.
