На советском отрезке проект носил название «Пионер». После окончания той эпохи в грифах документов появилась аббревиатура ЗД. Именно о такой говорила Ольга — сочетание этих букв она нашла на договоре одного из своих почивших ученых. Что она означает? Непонятно. По характерным засечкам шрифтов на большинстве документов эти буквы означали скорее все же Зэ-Дэ. Но на некоторых вместо «Зэ», стояла тройка. Ясности это не способствовало.
До 1991 года главной стороной в проекте являлось Минобороны. Во всяком случае, именно со стороны военных исходило большинство документов — транспортных накладных, контрактов, подписок и прочей бухгалтерии. А КГБ только визировал их. Но после развала страны ситуация изменилась. Похоже, вояки утратили интерес к этому делу. И немудрено. Министерство обороны, наверное, в результате перетрясок пострадало сильнее всех, особенно в плане руководства. Ельцин и демократы не простили армейцам танков в Москве и своего страха. Чекистам тоже досталось, но им секретность помогла. Несмотря на безумие Бакатина, раздававшего секреты даром направо и налево, все испортить он явно не сумел. Иначе ФСБ не сумела бы так быстро восстановить свое влияние. В любом случае, после исчезновения Советского Союза проект перешел под полный контроль ФСБ и тогда же сменил название.
Однако, судя по документам, ряд работ для Министерства обороны проект выполнял. А еще что-то делал для крупных коммерческих структур. До нулевых годов вокруг вились всякие олигархи, сделавшие состояние на разворованной нефти и залоговых аукционах. Потом пошли люди посерьезней.
Но самое обидное, что сути проекта или хотя бы какого-то намека на нее в документах не имелось. Глухо. Словно каменная стена. Миша смог как-то пробраться туда, куда обычных людей не пускают. Но в этом море плавали только обрывки того, что вынесло ветром из действительно закрытого места.
Эти обрывки косвенно говорили, что дело каким-то образом могло быть связано с медициной. Среди контрактов и списков, причастных к проекту, слишком много представителей именно этой профессии. Причем многие из них не практикующие доктора, а ученые. Но мешало наличие среди тех же списков тех, кто к медицине не мог относиться вообще никак. Программисты, зоологи, лингвисты, педагоги, социологи, специалисты по геодезии и баллистике и тому подобное.
Пару раз Макаров наткнулся на упоминание интерната номер 47. Это были накладные на доставку туда какого-то хозяйственного барахла. Матрасы, медоборудование, посуда, продукты. Никакой связи с проектом, кроме того, что они оказались на одной накладной, обнаружить не удалось. Но сердечко все же не могло не екнуть.
Нашлись в этом омуте и те документы, которые у себя в свое время добыла Ольга. Последовательность убийств подсказывала некоторую логику. Два убийства в Москве, потом три в Сибири и остальные опять в Москве. То есть злоумышленник или группа злоумышленников расправились с жертвами тут, от одной из них получили некоторую информацию, которая привела его или их в Сибирь. Там они поочередно убили троих ученых, пока один из них не дал им какую-то нить, что вернула их в столицу. Они искали по цепочке. Что искали? И нашли ли? И если не нашли, то к кому они придут к следующему?
Виктор слепыми глазами смотрел в монитор и ничего не видел. В его мозгу с пулеметной скоростью проносились картинки того, что он уже отсмотрел, и некоторые задерживались, выстраиваясь в логическую линию.
Только первая жертва казалась случайной. Вторая уже была связана знакомством с первой. Третьего знали оба убитых. Четвертого знали второй и третий. Пятого — третий и первый. Шестой так или иначе пересекался уже с троими. Богосян не мог не знать практически всех, кто работал над ЗД. Добавив в линейку еще двоих мертвых профессоров, дела по которым не попали в поле зрения Следственного комитета, но не прошли мимо цепкого взгляда Миши Лермана, Виктор нашел цель.
Он медленно, словно Вий, открыл глаза и перевел дух. Взял со стола выключенный телефон, вставил в него батарейку. Вынимать батарейку из аппарата — совершенно нелишняя предосторожность для того, за кем следят неизвестные люди с хорошими возможностями. Телефон ожил и разразился гневными уведомлениями о пропущенных вызовах. Виктор их проигнорировал и набрал номер Ольги.
Девушка ответила сразу.
—Куда пропал, начальник?— спросила она своим низким сексуальным голосом.
—Работал,— отрезал Виктор.
—Что-то есть?— тут же посерьезнела Ольга.
—Профессор Данишевич, известный нейрохирург.
—Убит?
—Надеюсь, что еще нет. По моим прикидкам, он должен быть следующим. Только не спрашивай, по каким прикидкам. Это рассказывать очень долго и не по телефону.
—Данишевич… Данишевич…— голос Ольги в трубке стал задумчивым.
—Что-то знакомое?— напрягся Виктор.
—Среди соболезнований вдове нашего парашютиста, Раппопорта, было подписанное Данишевичем. Я не знаю, тот ли это Данишевич. Я же не всех его знакомых проверяла, у него их тысячи.
—Все нормально. Это тот. А теперь слушай меня.
—Внимательно.
—Найди этого профессора. Пусти в ход свои дамские чары, да хоть охраннику его института отдайся, но найди его. Но в контакт не вступай! И корочки Комитета не свети. Не надо дядечку пугать раньше времени. К тому же это может оказаться ошибкой.
—По ошибке я еще никому не отдавалась,— хохотнула Ольга. В ее голосе уже слышался боевой азарт.
«Наш человек!» — улыбнулся Виктор. А вслух сказал:
—Докладывай мне по всем этапам.
—Есть. А сам?
—А у меня есть два срочных дела по той же теме. Но я тебе про них пока не скажу. Потому что они тоже могут оказаться ошибкой.
Виктор нажал отбой и задумался. У него действительно было два важных дела. Во-первых, необходимо лично съездить в этот интернат. Посетить, так сказать, места боевой славы. И он отчего-то не хотел, чтобы при этом присутствовал кто-то еще из знакомых.
А во-вторых… Во-вторых, на одном из документов по этому загадочному проекту ЗД он заметил знакомый росчерк. Эту подпись он не мог спутать ни с какой другой. Потому что она принадлежала его воспитателю и другу, Семену Андреевичу Даурскому.
Пора было забыть о ссоре и идти получать ответы.
32
Седой нервничал. Он старался этого не показывать, но чем больше старался, тем больше нервничал. И от этого еще и злился. Его собеседник при этом тонко, одними уголками губ, усмехался. Это злило Седого еще сильнее. Он скрывал весь этот коктейль под маской изысканной аристократичной вежливости, но сам понимал, что получается плохо.
Встречи с Генералом, в принципе, позитива никогда не приносили. Этот, в сущности, совсем молодой еще человек — если ему и было за пятьдесят, то совсем чуть-чуть — имел препоганейшую привычку встречаться с Седым тогда, когда в его хозяйстве происходил какой-нибудь сбой. Он словно звериным чутьем это улавливал. С другой стороны, он же не простой генерал, а генерал ФСБ. Так что ссылаться на чутье вряд ли уместно. Скорее, стоит задуматься даже не над тем, имеется ли стукачок в организации, подчиненной Седому, а над тем, сколько их.
