—Уйти?— недоуменно переспросил Роман.— Зачем уходить?
Ольга запнулась в замешательстве.
—Ромча, они сделали из нас нелюдей. Но мы люди. От них нужно уйти.
Она уговаривала его как малыша, и Роман рассмеялся.
—Сестренка, нам не нужно никуда уходить. Перед нами весь мир. Мы его возьмем голыми руками. Эти глупые старики нас многому научили. Они сделали нас всемогущими. И думали, что мы будем их послушными солдатиками. Старые маразматики. Они хотели, чтобы мы завоевали мир для них, бессильных, нерешительных импотентов. Они правы — мы можем завоевать мир. Но не для них, а для себя.
—Что ты говоришь, Ромча?— На лице Ольги отразился ужас.— Что эти ублюдки с тобой сделали?
—Они открыли мне глаза, показали мне мир и сказали — бери его, он твой. Нас сотни. Мы везде. И мы готовы. Ты со мной?
Ольга не могла сказать ни слова. Впервые Макаров видел, как пистолет задрожал в ее руке. Она медленно покачала головой.
—Я же говорил,— разочарованно сказал Роман,— что одно гнилое яблоко может погубить весь урожай. Ты заразилась от него глупой человечностью.
Роман вскинул пистолет в сторону Макарова, но выстрелить не успел. Ольга ногой швырнула ему в лицо старую консервную банку, а пока он отмахивался, сбила с ног Макарова так, чтобы он отлетел под защиту автобуса. Пуля пробила кузов в сантиметре от ее головы.
Ольга не могла поверить, что ее родной младший брат стреляет не в Макарова, а в нее саму. Но рефлексы сработали независимо от мыслей. Она рванулась в сторону, ушла перекатом, сделала несколько рваных непредсказуемых движений. А Роман, ее маленький Ромча, продолжал в нее стрелять и злился оттого, что не мог попасть.
—Что ты делаешь, Ромча?!— крикнула она, откатившись за автобус.— Это же я!
—Ты не со мной,— спокойно ответил Роман, перезаряжая оружие.— И ты про нас знаешь. А значит, мы, Злые дети, в опасности. Ты Механик. Значит, опасность вырастает в десять раз. А мой долг уберечь Злых детей от опасности.
—Но это же я!
—Какая разница — кто?— равнодушно пожал плечами убийца.
Ольга молча встала и вышла из-за укрытия. Она посмотрела на брата и прочла в его взгляде приговор. И когда он уже нажимал на спусковой крючок, выстрелила от бедра.
Пуля ударила Романа в грудь и сбила с ног. Пистолет отлетел в сторону. Когда Макаров подошел к Ольге, Роман еще шевелился.
—Он не остановится,— сказал Виктор, щелкнув предохранителем.
Ольга вскинула руку в предостерегающем жесте.
—Это не Ромча,— сказала она и три раза выстрелила брату в грудь.
Они поднялись вверх по склону. «УАЗ» оставался вполне на ходу, даже капот удалось закрыть на защелку. Крепкая машина — подумал Макаров.
Он сел за руль, Ольга молча пристроилась рядом. Макаров посмотрел ей в глаза. Это были глаза мертвого человека.
—Меня научили не давать себя убить,— безжизненным голосом сказала она.— Я не смогла нарушить это правило.
—Это был не твой брат,— сказал Макаров, выруливая на дорогу. Витя тихо всхлипывал, отходя от шока. Виктор молчал. Устал, наверное.
Они молча ехали минут пять.
—Я знаю, где Седой,— сказал Макаров.
Ольга кивнула.
—А я знаю, где Мозгоправ.
45
—Я тебя помню,— заявил Петр Андреевич Басаргин по прозвищу Мозгоправ.
Он пригласил их на кухню и усадил там за большой обеденный стол, едва вписывающийся в скромные размеры комнаты. Жена с внуками все лето жили на даче, и он всласть холостяковал в мегаполисе. Свежий воздух его не манил, а грядки просто приводили в ужас.
—И что вы обо мне помните?— спросил Виктор.
—Давай сначала уточним цель твоего визита и что ты сам помнишь,— уклончиво ответил доктор.
Внешне он походил скорее на хирурга, какими их часто изображают, чем на психолога. Абсолютно лысая голова, кустистые брови, широкие, несколько костлявые плечи, длинные мощные руки с крупными ладонями, густо покрытые курчавыми волосами, многие из которых поседели.
—Не помню практически ничего,— пожал плечами Виктор.— А цель — хочу вспомнить.
Басаргин с сомнением на него посмотрел.
—Это очень щекотливая тема. Я должен понять, что происходит. Расскажи все, что ты знаешь.
Минут двадцать Макаров выкладывал все, что смог откопать за последние дни. О проекте, о себе. Он не стал говорить, что случилось в старом карьере, ни к чему напрягать старика. Хотя Макаров почувствовал легкие угрызения совести, что использует старика втемную, но Виктор легко преодолел эту преграду.
—Во мне сейчас будто три человека живут,— пожаловался он.
—Голоса?
—Нет. Я не знаю, как это объяснить. Я читал литературу — это не раздвоение личности. Мои словно одновременно во мне находятся. Они разные, и я не знаю, кто это. Вернее, знаю одного, того, который я сам. А еще двое появились. Как дядя Семен… как отец сказал — из-за кривой инициации.
—И кто они — ты не в курсе.
—Я же сказал. Не в курсе. Один только мешает, но он хороший. А второй… Он опасный. У него нет сердца. И он сильный. Он все чаще перехватывает управление, и его все труднее отогнать от руля. Если он победит окончательно… Я не хочу! Я хочу, чтобы вы починили мои мозги.
—А кто сейчас со мной говорит?
Макаров запнулся, задумался.
—Это говорю я, следователь по особо важным делам Виктор Макаров.
—Уверен?
Виктор снова ответил не сразу.
—Да. Но тот, второй, стоит рядом.
—И не пытается отнять руль? Ведь ты сейчас, по сути, предложил его убить.
Макаров с удивлением пожал плечами.
—Кажется, нет.
—Не догадываешься, почему?
—Нет.
—Потому что он — знания и умения. А следователь Макаров — опыт. Знания без опыта бесполезны. Если он победит окончательно, он не станет убивать в себе следователя Макарова, потому что тогда превратится в блестящего студента без малейшей практики. Представляешь — в твои-то годы?
Макаров ошеломленно молчал.
—Ты давно с ними живешь?
—Не очень, пару недель.
—Но ты понимаешь, что ты приобрел невероятные способности?
—Да.
—И ты привык к ним. Привык быть всемогущим. И если убить этого второго, то ты снова станешь обычным. Это можно сравнить с неудачной операцией на глазах слепого. Он никогда не видел мир и вдруг прозрел, он потрясен его многообразием и красками. А потом раз — и снова темнота. Он много лет в ней жил и не страдал. Но после прозрения… Среди таких пациентов количество самоубийств зашкаливает за все известные рамки.
