—Нет. Кто привыкает, начинает потом убивать. Не делай так.
—Да не хочу я никого убивать,— сказал я.— Просто он говнюк. Он мой телефон похитил.
—Ты сам в этом не уверен,— сказал Вик.— Если не знаешь, что делать, не делай ничего. Правило сверхволка.
Я понемногу начинал сердиться.
—Ты задрал со своими правилами,— пробурчал я.— Уеду я от тебя в город. В школе и то веселее было.
Тут я, конечно, соврал. Как всегда, неумело. Но Вик не обратил на это внимания.
—Ты не уедешь в город,— сказал он спокойно.— Волки-оборотни не могут уходить далеко. Предел — несколько километров от базы.
—Какой еще базы?
—Старая шахта. Рядом с нашим лагерем. Оттуда идет… энергия. Без нее мы не можем превращаться.
—И что станет со мной?— спросил я.— Ну, если я уеду далеко?
—Точно не знаю. Наш директор нам не разрешает даже думать об этом.
—Ну, мне-то он не директор,— отвечал я нагло.
—Нельзя,— повторил Вик.
—Да ладно,— сказал я.— Давай попробуем?
Поезд между тем с шипением закрыл все двери и тронулся. Я в первый раз увидел, что Вик волнуется.
—Мы должны выйти сейчас же,— проговорил он с беспокойством.— Поезд едет очень быстро. Я не знаю, что будет, когда мы пересечем границу… разрешенного…
—Забей,— сказал я.— Крутые парни не сдаются.
—Ты не будешь выходить?
—Нет.
—Если я выйду, ты останешься?
—Да.
Я знал, что это жестоко. Но ведь он мог отказаться, разве нет?
Вик опустил голову. А когда поднял, снова был спокоен.
—Я буду с тобой,— сказал он.
Я смотрел, как его серебристая шерсть поблескивает при луне, и как свет фонарей тонет в его холодных волчьих глазах. Зорких и бесстрашных. Разве что немного печальных. Ну вот и как с таким дружить, подумал я про него. С ним даже поссориться и то не получится.
Я видел, как за окнами поезда мелькают редкие фонари. Мы уже проехали нашу деревню, проехали заправку и склад, и теперь сразу за насыпью железной дороги тянулся бесконечный темный лес, уходящий по горному склону в высоту.
—Вик,— сказал я.— Прости меня. Выходим.
Но было уже поздно. Я почувствовал, что наш поезд резко останавливается, будто кто-то ухватил его мощной рукой за хвост и дернул назад — хотя, конечно, ничего такого быть не могло. Все, что происходило вокруг, происходило на самом деле только с нами. Еще рывок — и нас выбросило в безликую серую неизвестность.
* * *
Пламя костра вспыхнуло и обрушилось. Стало темнее. Полная луна висела в небе на том же месте, что и раньше. Я понял, что все еще сижу у огня в компании сразу нескольких девушек в удивительных платьях, с недопитым зельем в глиняной чашке, и эта чашка уже начинает обжигать мне пальцы. Поскорее я поставил ее на землю.
—Видишь? Это просто игра,— сказал Вик.
И все же его лицо было бледным и взволнованным. Совсем не таким, как секундой назад, когда он объяснял мне что-то про колдовское зелье, а я не слушал, потому что смотрел на Майю. Я и сейчас на нее смотрел. Да, между двумя этим мгновениями прошла всего одна секунда. И целая вечность — вечность волка-оборотня.
Я помнил каждое мгновение этой вечности. И наши игры с девчонками-волчицами. И приключения в деревне. И толстяка в поезде. И то, как я пытался испытывать Вика на прочность. И как слишком поздно понял, что друзей испытывать нельзя. Просто потому, что друг может и не сломаться. Сломается только дружба.
Вы должны меня понять. У меня было очень мало друзей, и я не знал, как себя вести в таких случаях.
—Слушай, Вик,— сказал я.— А может, это все мне приснилось? Привиделось после травки?
—Мне снилось то же самое,— ответил Вик.
—Что ты там шепчешь, Сергей Волков?— спросила Майя.— Конечно, это был сон. Ты просто отключился на минутку… но, если тебе плохо, ты можешь отправляться домой. Твой дед Герман уже едет за тобой…
—Нет,— сказал я.
Он снова улыбнулась. Очень загадочно.
Я взял чашку с земли и залпом допил ее содержимое. Никакое это не зелье, подумал я. Обычный душистый травяной чай.
Но была во всем этом еще одна деталь, которая меня напрягала. Несколько секунд (обыкновенных, человеческих секунд) я пытался понять, что мне не нравится в окружающей реальности. А потом понял.
На Майе больше не было ее прекрасной ведьминской холщовой рубашки, а была другая, обыкновенная, с коротким рукавом и кармашками на груди, только почему-то черная.
Я повернулся и увидел в сторонке Феликса. У того с костюмом было все как обычно. Все та же черная байкерская куртка и ремень с латунной пряжкой.
Вот черт, подумал я. Где они были все это время? И где были мы?
Моя голова шла кругом.
Я вздрогнул: где-то далеко раздался звук автомобильного сигнала. Да, все вокруг казалось сном, и только этот гудок был реальным. Требовательным и резким. И очень знакомым.
Наверно, я должен был рассердиться. Но мое сердце билось медленно и неохотно. Я видел, как мой дед, лесник Герман, вступает на поляну спокойно и уверенно, и сухие сучья хрустят под его охотничьими ботинками. Он шел ко мне, даже не глядя по сторонам, и я не знал, что я ему скажу.
Впрочем, ему и не нужно было ничего говорить. Он остановился возле костра. В его руках был телефон — наверно, еще недавно он звонил мне,— а за спиной настоящая винтовка (тут я удивился).
—Ты здесь,— сказал он не очень-то приветливо.— Карл что-то толковал мне про твоего друга. Это — он?
При этих словах Герман строго посмотрел на Вика. Тот ничего не ответил. Только откинул соломенные волосы со лба и посмотрел на деда ясным взглядом. Глаза у него, как я уже говорил, были светло-серые, глубокие, и даже пламя костра в них почти не отражалось, а просто тонуло.
—Я тебя где-то видел,— сказал ему дед.— Но ты не здешний. Ты не эстонец? Я помню, на островах много таких.
Вик пожал плечами.
—Он не знает,— сказал я за него.— Его нашли в лесу.
Дед вздрогнул.
—Помню эту историю,— произнес он сухо.— Значит, ты и есть тот самый Маугли из Чернолесья?
—Меня зовут Вик,— возразил Вик.
—Ну да, ну да. Значит, Гройль и тебя пристроил в свой чудо-лагерь? Что ни говори, воспитатель-новатор…
Я не понял, о чем это он. Но и Вик не спешил поддерживать разговор.
—Как был дикарем, так и остался,— усмехнулся дед.— Остальных я, кажется, знаю. Привет, Феликс. Как ты вырос. Тебе не идет эта идиотская челка. На фото из гимназии ты смотрелся лучше, со своим галстуком-бабочкой…
