Плюнув с досады, я покатил сумку к станционному зданию. Колеса мерно постукивали по растрескавшемуся асфальту. Я прошел мимо вывески: никакого ворона там, конечно, не оказалось. Только воробьи перепархивали с места на место под стеклянным навесом.
Зал ожидания тоже был пуст. Двое местных милиционеров в мешковатых форменных рубашках коротали время за столиком в кафе. Они говорили по-белорусски и даже не смотрели в мою сторону. Я побоялся к ним обращаться.
Можно было бы добраться до усадьбы самому, и даже успеть до темноты. С прошлого раза я хорошо запомнил, что вдоль всей дороги тянулся густой лес с высоченными соснами. От станции нужно было повернуть направо, на перекрестке — налево. Или наоборот.
Пока я размышлял, милиционеры начали приглядываться ко мне. Да, они посматривали на меня все чаще. Я чувствовал себя скверно.
Я уже хотел послать все к черту и купить обратный билет, когда откуда-то издали послышался автомобильный сигнал, громкий и требовательный. Мы выглянули в окно и увидели, как на парковку возле супермаркета въезжает потрепанный красный грузовичок. Я сразу узнал служебный пикап моего деда Германа.
Дед остался таким же, как раньше: краснолицым, здоровым и крепким. Он пожал мою руку так, что в ней что-то треснуло, а потом обнял меня и ощутимо похлопал по спине. Как всегда, его короткая бородка кололась и пахла смолой.
Он не стал ругать меня за телефон. Просто махнул рукой. Тогда я сам решил немножко обидеться, да и было за что.
—Я целый час тебя прождал,— сказал я, но он и тут рассмеялся:
—Это Чернолесье, детка! Здесь ваше время не действует.
Сказав так, он подхватил мою сумку, как пушинку, преспокойно кинул ее в кузов и распахнул передо мной скрипучую дверцу:
—Садись, бродяга. Добро пожаловать в сказку.
Герман
Смотритель
Темнота сгустилась над усадьбой. За лесом еще горела узкая полоска заката, но все другие краски померкли, деревья казались черными, а темный пруд — свинцовым. Наступала ночь, безлунная, волчья.
Лесной дом выглядел спящим. Фонарь над крыльцом горел вполсилы, а прожекторы на столбах и вовсе были потушены. Здешний хозяин больше не ждал гостей. Но и спать не торопился. Если бы кто-то смог заглянуть сейчас в окно второго этажа, то увидел бы его сидящим за столом, перед тусклой лампой, в глубокой задумчивости. Перед ним лежал тяжелый планшет в прочном резиновом корпусе военного образца. Хозяин рассматривал электронную карту леса.
Хотя Герман Волков и объявил свой дом вневременной зоной, он немного лукавил. Когда дело касалось его работы, он не сторонился технического прогресса. Да и то сказать, лесник без связи — не лесник, а огородное пугало. Поэтому на краю усадьбы, у самой деревянной изгороди, за которой уже начинался лес, возвышалась специальная стальная мачта. На ее вершине крепилась спутниковая тарелка, а также мощный ретранслятор и еще какие-то длинные антенны угрожающего вида. Кроме того, в подземном гараже хранился самый современный квадрокоптер с двумя видеокамерами для наблюдения за лесом.
Старый Герман был не так уж прост.
Хорошо, что внук даже не подозревал об этом. Вечером дед устроил ему настоящую сибирскую баню, где от души отхлестал веником («Воспитание начинается»,— приговаривал он). После такого ужаса Сергей даже не вспоминал про всякие там интернеты. Ровно в десять вечера он уснул сном праведника — там, наверху, в просторной мансарде под высокой крышей.
Окна в этом доме были закрыты прочными ставнями. В здешних краях это не казалось странным. Говорили, что в Чернолесье пришли целые стаи волков из-за границы. Говорили и о других вещах, еще более таинственных и опасных. Вот уже много лет лесник не уставал опровергать чужое вранье, но слухи только множились. И гостей становилось все меньше.
Вот и сегодня лесник никого не ждал, но отчего-то не спешил отходить ко сну. И время от времени поглядывал в раскрытое окно. Иногда со двора залетали ночные бабочки, и тогда Герман недовольно морщился.
Около полуночи послышался шум крыльев, и на подоконник грузно опустился большой черный ворон. С подоконника он перелетел прямиком на стол. Стуча когтями, подошел поближе. Взглянул на хозяина внимательным черным глазом и негромко каркнул.
—Здорово, Карл,— сказал лесник.
Старый ворон учтиво поклонился.
—Очень хорошо, что ты слетал на станцию, Карл,— продолжал лесник.— Я был в полной уверенности, что парень приедет завтра. Видишь, я тоже старею.
Карл вытянул шею и посмотрел куда-то вверх.
—Сейчас он спит,— пояснил Герман.— Завтра увидишь и не узнаешь. Вытянулся, стал ростом с меня. Он все спрашивал: куда же делся наш милый Карл? Когда прилетит? Он тебя не забыл, будь уверен.
Карл щелкнул клювом и даже притопнул от удовольствия.
—Оставь свои штучки,— сказал лесник.— Говори по-человечески.
—Nevermore,— каркнул ворон.
—Брось. Ты все равно не знаешь английского. Хочешь пива?
Осторожно ступая по деревянным ступеням, Герман спустился в келлер. Было слышно, как он открывает холодильник. Герман вернулся со связкой жестяных банок и открыл пару. Церемонно разлил на двоих.
Карл опустил клюв в свою кружку, потом запрокинул голову и глотнул. Герман ухмыльнулся:
—Вот теперь у нас пойдет пирушка на славу! Забыл спросить: тебе уже стукнуло восемнадцать?
Ворон расправил крылья и разинул клюв, довольно похоже притворяясь тупым подростком, впервые хватившим горелки в деревенской пивной. Лесник прекрасно знал, что его друг разменял седьмой десяток, как и он сам. И все же Герман охотно рассмеялся. От души приложился к кружке, а потом продолжал совсем другим голосом:
—У нас мало времени, Карл. Я хочу сделать из парня настоящего Смотрителя, себе на смену. Нужно успеть. Я должен успеть. Иначе все пропало.
—Стар-рость не радость,— уныло проскрипел ворон.
Это тоже была шутка. Герман помотал головой.
—Ты же знаешь, кто должен был занять мое место. Ты помнишь Матвея. Теперь его нет. Эти твари думают, что уничтожили нас, уничтожили навсегда. Но ведь в мальчишке тоже течет моя кровь! И вот он здесь. Он здесь по собственной воле. Это важно, Карл. Мы больше не проиграем, Карл.
Ворон тихо присвистнул. Герман резко опустил кружку на стол.
—Не смей сомневаться, глупая птица! Это Чернолесье. Здесь нельзя сомневаться. Надо только верить. Я живу, пока верю. Если перестану, они разорвут меня на куски. И тебя тоже, Карл! Даже не думай, что пересидишь меня в своем дупле, старый комок перьев!
Ворон не обиделся. Он снова сунул клюв в кружку.
—Пей, пей,— разрешил Герман.— С этих пор ты будешь ночевать у меня. Начинаются беспокойные дни. Ты мне понадобишься, и очень скоро.
Когда хозяин не самым твердым шагом отправился спать, ворон сидел у него на плече. Спустя малое время в доме стало совсем тихо. Только сами собой поскрипывали деревянные стены и половицы, да под потолком еле слышно шелестели пыльно-серые ночные бабочки.
