Тем временем призрачный волк склонился над лежащим Германом, лизнул его израненную шею, тронул носом мохнатое ухо. Потом выпрямился, обратился носом к луне и тихо завыл — так, что Сергей почувствовал, как шерсть на его загривке поднимается дыбом. Вик стоял рядом, и было заметно, что его бьет крупная дрожь.
В песне незнакомца слышалась боль — такая, какой парни еще никогда не чувствовали,— но он не жаловался. Нет, не жаловался. Этот странный зверь как будто не замечал никого вокруг и выл на луну, как делают все волки. Но не все пели так печально, как он.
—Я виноват,— словно бы говорил этот волк.— Я виноват, и я получил по заслугам. Я не могу вернуться и не могу ничего исправить. Но я не прошу ничего для себя. Я прошу только милости для тех, кто не виновен ни в чем.
—Мне кажется, я его знаю,— прошептал Сергей.— Я откуда-то помню… этот голос… очень давно…
Вик больно прихватил его зубами за ухо.
—Молчи,— велел он.
Вот что странно: пока говорил этот волк, черный туман над землей бледнел и таял, а вот луна в небе, наоборот, медленно разгоралась, словно тьма возвращала ей силу — или наоборот, это луна отнимала силу у тьмы?
—Наш мир уродлив и страшен,— говорил он.— Зло в нем сильнее добра. Но неужели в нем совсем не осталось места милосердию? Нам нужен всего лишь луч света во мраке ночи — вот как сейчас. В самые темные времена мы можем видеть этот свет. Свет иного мира. Вот о чем я прошу.
Никто не отвечал ему. Фонари мерцали над усадьбой, и луна засветилась еще чуть ярче, но больше не происходило ровным счетом ничего. Ворон Карл приоткрыл клюв, да так и застыл, как человек, который забыл, что хотел сказать.
Но таинственный волк продолжал свою песню, и в ней по-прежнему слышалась смертная тоска — но он не жаловался.
—Мы не смогли победить. Мы просто умерли зря. Но придут другие,— тут он кинул острый взгляд на Сергея и Вика, и те замерли, прижавшись друг к другу.— Наши дети не такие, как мы. Они лучше. У нас еще остается надежда.
Странное дело: при этих словах луна в небе мигнула сразу несколько раз, как световой телеграф,— или это Сергей с Виком зажмурились от неожиданности? Потом она засветилась снова — и даже больше того. Невидимые космические лучи соединились в одной точке, и в круге света, как на арене цирка, остались два волчонка. Их окружала тьма, и даже ворон куда-то скрылся. Впрочем, ему-то, черному, как уголь, раствориться в темноте было легче всего.
Сергей и Вик посмотрели друг на друга. Сергей попробовал по-человечески прикрыть лапой глаза, но свет недовольно вспыхнул, и он сел на хвост, прижав от страха уши.
Но Вик не испугался. Он оттеснил друга плечом. Поднял голову и тоже посмотрел на луну.
—Я тоже хочу говорить с вами, боги Асгарда,— сказал Вик неожиданно звонким и звучным голосом, пусть этот голос и не был внятен человеческому уху.— Я не прошу вас ни о чем. Мне запрещено это делать. Но у меня есть друг, и ему плохо. Вы всемогущие? Вот и сделайте чудо. Если вам так важно отнять чью-то жизнь, возьмите мою. Я сказал все. Дайте знак, если поняли.
При этих его словах Сергей зажмурился, потому что прожекторы на мачтах вдруг снова вспыхнули — так, как не загорались никогда раньше. Один, кажется, лопнул и разлетелся во все стороны стеклянными брызгами. Затем все излучатели включились на полную мощность, и стало светло как днем; Вик сильно толкнул Сергея и опрокинул его на землю, а тот попытался высвободиться, но было уже поздно: сверкающие искры осыпали их обоих, и им осталось только зажмуриться и вжаться в землю.
—Ни хрена себе знак,— прошептал Сергей, но тут кто-то ударил его по носу, и он замолчал.
Снова Сергей
Медленный волк
Я проснулся от непонятного шума. За окном как будто справляло Новый год сразу несколько компаний пьяных русских туристов. Там шумело, гремело, и молнии пересекали небо. Секунду спустя я понял, что никакого нового года сейчас быть не может.
Спрыгнул с кровати и в полутьме едва не споткнулся о Вика. Тот охнул и тоже вскочил на ноги.
—Что это?— спросил он.
—Ч-черт,— сказал я.— Ты ничего не помнишь?
—Погоди. Мне снилось… то же самое, что и сейчас. Гром и молнии… серебряный молот Тора…
—Потом расскажешь. Бежим быстро,— сказал я.— Может, еще успеем?
Внизу горел свет, но в комнате не было никого, кроме Карла, который снова потребовал открыть ему окно — кажется, он не находил ситуацию необычной. Я распахнул раму, и он вылетел во двор.
Я успел заметить планшет на столе. Герман не взял его, когда ушел на улицу. Я взглянул на экран. Там показывалась остаточная мощность конденсаторов охранной системы. Она была почти на нуле. «Все как тогда»,— подумал я. Хотя сам с трудом понимал, когда.
—Чего ты ждешь?— спросил Вик.
—Н-не знаю,— сказал я.— Сейчас… погоди-ка…
Я увидел на краю экрана незнакомую иконку: reboot. Я подумал: а что, если прямо сейчас перезагрузить систему? И уже вытянул палец, чтобы нажать на кнопку, как вдруг кто-то повернул ручку входной двери.
—И не вздумай,— сказал мне Герман.— Не трогай пульт.
Карл сидел у него на плече, как попугай у пирата Сильвера. И проскрипел тоже по-попугайски:
—Серый — дур-рак!
Я не на шутку обиделся. А Вик поступил и вовсе странно. Закрыл лицо руками и тихо рассмеялся.
Ворон шумно перелетел на стол. Герман оставил винтовку в углу. Шагнул ко мне и потрепал по загривку.
—Все в порядке,— сказал он.— Зря только с постели вскочили.
—Что там было?— спросил я.
—Внештатное срабатывание сигнализации.
—И больше ничего?— спросил я.
—Ничего,— сказал Герман.— А должно было еще что-то быть?
—Ты… не помнишь?
Дед ответил не сразу. Прошелся по комнате. Захлопнул оконную раму. Повертел в руках свой планшет. Поднял глаза на меня.
—Думаю, мальчики, вы видели больше моего,— проговорил он.— Зачем же спрашиваете?
—Но ты жив,— сказал я, улыбаясь.
По его лицу прошла тень.
—Это не точно,— ответил он.— Нас ждут тяжелые времена. Мы не проиграли, но и не победили.
—Мы победим,— сказал я.
Вик посмотрел на меня. Он был бледен, зато глаза покраснели, будто он долго их тер кулаками.
—Не навсегда,— повторил он еле слышно.
Тут и Карл, который прохаживался по столу, взглянул на моего друга:
—Пр-рочь!— прогнусил он.— Др-рыхнуть!
Я посмотрел на Вика, он на меня, а Герман на нас обоих.
—Отправляйтесь спать, зубастики,— сказал он.— Вам надо поберечь силы…
Герман сказал так, а сам пристально глядел на Вика. Опять на него одного. Тот и вправду выглядел неважно. Он стоял, слегка пошатываясь и опираясь на спинку деревянного стула, и, казалось, был только рад уйти.
