* * *
Я очнулся от того, что кто-то тронул меня за руку. Я дернулся и открыл глаза.
Передо мной сидел на корточках какой-то парень, в холщовой деревенской рубахе и коротких джинсах. Кажется, моего возраста. Сероглазый, с волосами, светлыми как солома, он был похож даже не на местного, а скорей на какого-нибудь шведа.
—Живой?— спросил он.
Я просто зажмурился и потер лоб. Когда я открыл глаза, ничего не изменилось. Голова кружилась по-прежнему, и от этого даже подташнивало. Я сидел на мягкой травке, на склоне злополучного оврага. Рядом шумел ручей. Только небо изменило цвет, как всегда бывает перед закатом.
—Я тебя вытащил из воды,— сказал парень.— Но ты лежал и молчал.
Похоже, он действительно был не из местных. Говорил он по-русски, даже как-то слишком по-русски, слишком старательно. И еще немного хрипло, потому что у него тоже ломался голос. Пожалуй, он был чуть старше меня. И под его холщовой рубашкой угадывались крепкие мускулы. В другое время я бы даже позавидовал. Но сейчас было не до того.
Скрипнув зубами, я приподнялся и сел. Полез в карман и вытащил свой телефон. На него было грустно смотреть. Экран был разбит, и изнутри капала вода. Как и следовало ожидать, он не работал.
—Минус два,— пробормотал я.— Чудная статистика.
—Что?— не понял тот парень.
Я промолчал и попробовал встать. Кажется, руки и ноги были целы. Но полет не прошел даром. У меня кружилась голова и перед глазами все плыло. Рубашка была порвана в клочья, а джинсы — аккуратно вдоль. Ссадина на левой ноге сочилась кровью, и я подумал, что это очень хреново, если вспомнить о таких вещах, как столбняк и заражение крови. Я с трудом удержался, чтобы не заскулить от боли.
—Держись,— сказал парень и придержал меня за плечо, чтоб я не упал.— Ты можешь больше не бояться.
Я даже не успел разозлиться. Он сделал вот что: присел, набрал в пригоршни ледяной воды и протер мою раненую ногу (тут я все же издал несколько звуков). Потом зачем-то приложил к ссадине кусок глины и перебинтовал ногу куском моей же рубашки. Кровь больше не текла, и пульсирующая боль как будто начала утихать.
—Теперь все в порядке,— сказал этот парень.— Это плохо, когда… кровь льется зря.
Я пошевелил ногой и поморщился. Вот ведь пацифист, подумал я. Его бы в «Dark Forest» на третий уровень.
—Ладно, спасибо,— сказал я.— Буду иметь в виду.
Тут он наконец улыбнулся:
—Я забыл сказать. Меня зовут Вик.
—Сергей Волков,— назвался и я.
—Я знаю.
—Откуда?
—Как раз в этом нет большой проблемы,— отвечал он.— Твой дед всем в деревне про тебя рассказывал.
—Так ты знаешь моего деда?
—Ну да. Кто же не знает Германа?
—Может, тогда позвонишь ему?
Он развел руками:
—Телефон забыл захватить,— и тут я заметил, что у него и правда пустые карманы. Мне показалось, что его это вовсе не волновало. «Да, этот Костяной Бор — сказочное место»,— подумал я.
Шагах в десяти я увидел свой самокат, но не весь. Переднее колесо укатилось неизвестно куда. Рама распалась на две части. Словом, аппарат как будто снова был наполовину разобран, но выглядел далеко не блестяще. Вик проследил за моим взглядом.
—Ты еще легко отделался,— сказал он.— Заехал к нам однажды один студент из Минска, на мотоцикле. Так его потом по частям собирали. Вместе с мотоциклом.
Ручей журчал за его спиной, и удушливый пар все так же поднимался от воды. Теперь, в предзакатном солнце, тени стали длиннее. Я задрал голову и посмотрел вверх — туда, откуда прибыл. Крутой, почти отвесный склон весь зарос дикой малиной и терновником, и только в том месте, откуда я стартовал, кусты были слегка примяты. Нечего было и думать о том, чтобы взобраться обратно.
—Интересно, как мы теперь отсюда выберемся,— сказал я хмуро.
—Просто пойдем по Чернушке. Мы так ручей называем. Он длинный. Но вверх по течению берег будет пониже.
—И куда мы так выйдем?
Вик махнул рукой в сторону заходящего солнца:
—Прямо к твоему дому. Куда же еще.
—Так просто?
Вик вздохнул.
—Не совсем,— ответил он.— Один ты не дойдешь.
Мне вдруг стало холодно и неуютно.
—Пошли,— сказал он негромко.— Не будем терять время.
—А самокат?
—Здесь оставим, никто не стащит. Сюда вообще-то никто не ходит.
—Только ты?— спросил я, слегка усмехнувшись.
Он невозмутимо кивнул.
Скоро мы брели вдоль ручья по скользким замшелым камням, и туман расползался перед нами и лениво склеивался позади. Прямо перед нами разгорался закат, и я уже понимал, что вряд ли вернусь домой до темноты. Дед вряд ли меня похвалит, думал я.
Идти было трудно. Голова кружилась, ноги подкашивались. Кончилось тем, что я обхватил этого Вика за шею здоровой рукой, как утопающий хватает спасателя, чтобы его тоже утопить, и примерно с тем же результатом: пару раз этот Вик чуть не рухнул в воду вместе со мной.
После получаса такого движения мы оба валились с ног. И все же берег мало-помалу опускался, и наконец по пологому склону мы выбрались из этого вонючего оврага.
Я оглянулся. Над ручьем стелился то ли туман, то ли пар. И правда, Чернушка, подумал я. Иначе и не назовешь.
Зато наверху росли самые обыкновенные елки и сосны. Какие-то птицы посвистывали в ветвях. Под ногами хрустели шишки. Я начал узнавать местность. Между деревьями виднелись просветы: должно быть, там проходила дорога от станции до дома.
—Посидим, отдохнем,— предложил я.
Вик посмотрел на меня. Потом на небо.
—Хорошо, посидим,— согласился он.— Только недолго. Скоро стемнеет.
Мы сели бок о бок на толстенный сосновый корень. Понемногу я отдышался. Мы разговаривали о всяких пустяках, и вот что странно: я больше не спешил домой. Уж не знаю, почему. К тому же все это время у меня на языке вертелось сразу несколько вопросов, которые надо было бы задать гораздо раньше. Просто я не умею общаться с людьми. Тетя Элла безусловно права.
—И все-таки,— сказал я.— Как ты меня нашел?
—Я следил за тобой,— легко ответил Вик.— От самого супермаркета.
—Зачем?
—Не скажу.
—Какого черта? Я не понимаю. Тебя дед попросил?
—Герман? Нет. Не просил. Он ни о чем не знает.
—Тогда зачем?
Он посмотрел из-под руки на алое закатное солнце. Облизнул губы.
—Лучше не спрашивай,— сказал он.— Мне придется врать. А мы не должны врать.
