Слава богу, цеховое движение еще не имеет на Руси такой силы и распространения, как в Европе – не надо отчитываться перед цеховыми старшинами за количество станков и работников, размер оплаты труда и время работы. Эта вот правовая отсталость, неразработанность трудового права, нынче мне на руку. А что? Может, и выгорит дело. Да обязательно выгорит!»
Давно размышляя над безопасностью родного села – по сути-то давно уже города или, лучше сказать, торгового поселения, «рядка»,– сотник пришел к выводу, что такую безопасность (пусть даже и относительную) может дать не только благоволение князя, но и деньги! Хорошие, большие деньги, на которые можно много чего сделать! Такие вот денежки ратнинцы понемногу и зарабатывали – открывали мануфактуры: оружейные мастерские, бумажную мельницу, даже ткацкая имелась…
Тут другое нужно было продумать – кое-что об уважении и отношении людей. Богатство – от Бога, трудись и богатей – это ведь протестантская этика, а до появления протестантизма, до знаменитых девяноста пяти тезисов Мартина Лютера еще ого-го сколько! Да и… Где германские земли, а где – Русь? Впрочем, и на Руси что-то подобное появлялось… появится – в Новгороде, лет через триста. Стригольники, жидовствующие и прочие ереси – самый настоящий русский протестантизм! Ну, до того далеко еще… Хотя – надо! Если уж думать глобально, то без идеологии – никуда.
«Ох ты ж, сэр Майкл! Не слишком ли замахнулся? Ишь ты – протестантизм! Философ, ага… Марк Аврелий… Бэкон… Спиноза…
Давай-ка, сэр Майкл,– спустись с небес на землю, о земном подумай! О насущном. Как там у Блаженного Августина? Град Земной и град Божий? Так вот – о граде земном. О Божьем – уж потом как-нибудь, на досуге… Пока же конкретные проблемы нужно решать – и как можно быстрее!
Итак, сэр… Что вырисовывается? А то, что кто-то очень хочет сорвать торжки – вот что! Конкуренты – мастера-суконники, возможно – купцы. И очень может быть – их кто-то умело и тонко направляет… Ясно кто – Юрий, суздальский князь, старый и упертый вражина, интриган, каких еще поискать! Между прочим – будущий основатель Москвы! А ведь когда-то не так и давно боярин Сан Саныч Журавль с Дамиром-мастером (люди из будущего!) предлагали Юрию все! Технологии, обучение войска, социальная инженерия – все ради того, чтоб Русь вновь стала единой, крепкой… Пусть даже под Юрием… И не было бы никакого ига! А к Юрию имелись подходы – просто сложилось так… Отказался! Не захотел быть кому-то обязанным, сам замыслил всех под свою власть! Вот уж точно – Долгорукий… С той поры «журавли»– а потом и ратнинцы – самые главные его враги. Слишком уж много узнал Юрий-князь… Слишком уж многое ему поведали… Надеялись… Увы!»
Добравшись до Турова с попутным купеческим караваном – три большие ладьи и две долбленки,– Ермил первым делом зашел в корчму. В ту, что на самой пристани…
Уселся в углу, заказал на половину ромейской медяхи сыто да пирожки с горохом – пищу бедняков, да, потягивая сладковатый напиток, незаметно поглядывал на посетителей, а больше – слушал. В корчме ведь много чего говорили, тем более сейчас, ближе к вечеру.
Народишку собиралось все больше, и люд-то был самый простой – грузчики, лодейщики, артельщики-каменотесы, плотники да прочие мастеровые, из тех, кому на заезжий дом Галактиона Грека путь заказан, потому как там – только для «лучших» людей, для купцов да приказчиков – гостей торговых. Здесь же, у пристани, народец попроще… Песни пели, болтали, с азартом следили за петушиным боем, устроенным каким-то смуглявым типом, потом подрались – но пока что так, вполсилы, не взахлеб.
–Парень… пирожка не отломишь?– уселась рядом какая-то тощая девка. Босая, в серой посконной рубахе до щиколоток, запона сермяжная, веревкой простой подпоясана, на голове – черный платок, из-под платка – белесые пряди. Лицо узкое, смуглое… хотя нет – скорей, просто загорелое… впалые щеки, длинный тонкий нос да большие светло-серые очи.
Несмотря на молодость, Ермил был юношей умным и в высшей степени наблюдательным, да и господин сотник много чему научил.
Девчонка… Паломница, верно, или просто нищенка. Не сказать чтоб уродка, но и красивой не назовешь. Хотя смотря как поглядеть… Вон, Добровоя тоже не всем красавицей кажется… Может, и эта – если отмыть да приодеть…
–На, кушай!– отломив полпирога, Ермил щедро поделился с нищенкой. Да тут же, вспомнив присказки сотника, не удержался, съязвил:– Ни в чем себе не отказывай, дщерь! Сыта тебе купить? Или пива хочешь?
–Спаси тя Бог, милостивец!– мотнув головой, нищенка перекрестилась и с жадностью впилась зубами в пирог.
–Кушай, кушай… Эй, человече! Сыта еще принеси… И пирог гороховый…
–Гороховых нету, господин,– оправив рубаху, поклонился корчемный служка.– Не спеклись еще.
–А что есть?
–С белорыбицей да с куриными потрошками! Вкусные зело.
–Окстись – с потрошками! Сегодня ж пятница – постный день!
–Так какие нести?
–Давай уж с белорыбицей.
Прислушиваясь к разговорам вокруг и посматривая на девчонку, Ермил напустил на себя самый благостный вид… И лихорадочно соображал, думал! Вот эта нищенка… Зачем она подсела именно к нему? Для встречи Ермил оделся уж очень просто – в сермягу да лапти, едва ль не во рвань – а тут, в корчме, были куда более зажиточные посетители… У них бы и выпрашивала! Подали бы не в пример больше… Значит, тут другая цель. Верно, что-то разузнать на первое время. А Ермила выбрала, потому как тот все же производил впечатление человека, которого можно было не опасаться. Этакий простоватый деревенский парень…
–Тя как звать-то?
–Фекла. Паломница я. Из Стародуба.
Ишь ты – Фекла! А ведь не врет, что паломница. «Фиту»– «Ф»– выговаривает уверенно. Местные бы сказали – «Хвекла».
–А на богомолье-то куда?
–Да возвращаюсь уже. С Волыни, с обители дальней. Вот в Турове помолюсь, в ваших краях обителей много! Да тут и сытно все ж,– со всей откровенностью вдруг призналась девчонка.– Осень скоро. Говорят, где-то рядом торжки будут…
–Кто говорит?– Ермил навострил уши.
–Так на пристани… И вон тут, в корчме, болтают.
И впрямь – болтали. Кто-то вспоминал своих знакомых сукноделов, ткачей, кто-то собирался продать на торжках шерсть… Ну, понятно все – событие! Не часто такие торжки проходят… ну, дай Бог – будут и каждый год.
С другого боку уселся на скамью бугаистый парень, по виду – мастеровой, плотник или каменщик. Одежка посконина – и красного атласа кушак! Одна-ако…
Заказав хмельной квас, парняга сразу же намахнул кружку и довольно передернул плечом:
–Ух, и славно ж!
–На здоровьице!– с улыбкой покивал Ермил.
–И тебе…– парняга ухмыльнулся.– Меня Кондратом зовут. Каменотес я.
–А я – Ермил.
–А что ж ты хмельное-то?– испуганно моргнув, нищенка покачала головой.– Пост ведь!
