После трагической смерти матери, старой лекарки Настены, Юля с головой ударилась в работу, словно бы искала там забвения. С раннего утра отправлялась собирать лечебные травы, варила зелья, лечила, советовала, да и в Михайловском городке дел хватало – в Младшей страже вечно случались то вывихи, то переломы, а уж о ссадинах и синяках и говорить нечего, с такой мелочью к лекарке не обращались, хватало и прочего.
Эх… соскучился уже! По глазам ее, по нежным рукам, по губам… таким сладким… Даже по язвительным замечаниям, типа: ты что это, не переодевшись, приперся?
Ехать! Скорей ехать!
–Коня мне!– сотник распахнул дверь…
Вот и знакомый дом, на отшибе, за пределами защищающего село тына. В низине, возле реки, окруженный деревьями и разросшимися кустами, с дороги он был совершенно незаметен. Погибшая лекарка Настена всегда жила одна, и откуда у нее взялась дочка Юлька, никто так и не знал. Столь же одиноко жила сейчас и Юлия, вот только дочки у нее не было… пока?
Вообще-то, не так и далеко было идти. От Михайлова городка – совсем рядом. По заброшенной лесной дорожке, что вела на Нинеину весь… Михайла нынче был олицетворением власти – одним из ее столпов – и не мог себе позволить ходить пешком: просто не поняли бы! Став сотником, главой Младшей стражи, Мише пришлось отказаться от многих подростковых привычек – грызть ногти, куда-то вечно спешить, одеваться во что придется… В этом была теперь – дискредитация власти! Вот так – и никак иначе. Все в полном соответствии с наукой управлять. С тем, о чем писали еще в Древнем Риме. Все так… Наверное, чтобы властвовать, надо поступиться частью прежней свободы, отринуть ее…
Вот и Миша отринул. На людях никуда не спешил – «поспешают только детинищи малые, злодеи – когда от кого-то бегут – и шпыни ненадобные». Солидный человек шествует важно и никогда никуда не спешит, ибо все свои дела планирует заранее. И одевается – соответственно, ибо встречают-то по одежке… Сотник давно уже выглядел как франт – мылся по три раза на дню, смывая въедливый запах пота, пользовался услугами цирюльника, носил длинные ромейские туники из дорогих тканей да – несмотря на жару – темно-голубой, подбитый соболиным мехом плащ, затканный золотом. Уже не мог себе позволить, как прежде, шастать в жару в одной рубахе, без порток. Чай, не простой человек – сотник, боярич… Власть! А власть простоты не любит, это та самая простота, которая хуже воровства.
Привязав коня у плетня, Миша спешился, сунул за пояс плеть. Вытащил из поясной сумки-калиты гребень, расчесал волосы – шапку он летом не носил, терпеть не мог – единственная слабость, которую себе позволил. Гребень местные обычно привязывали к поясу (женщины – к застежкам варяжской туники, ежели таковая имелась), вместе с ложкой, ключами, писалом… Сотник же предпочитал все носить в сумке – карманы не прижились как-то, да и смотрелись на длинной затканной рубахе весьма странновато.
–Ну, вот… Матери скажешь – этой мазью пусть мажет…– На крыльце показались Юлька и какой-то светлоголовый малыш лет семи.– А это – пить. Потом в воскресенье, после церкви, зайдешь – покажешься. И в следующий раз болиголов не нюхай! Понял?
–Ага-а…
–Ну, беги тогда… И в носу меньше ковыряй!
Стоя у ворот, Миша невольно залюбовался возлюбленной. Стройненькая, высокая, с тонкими чертами лица и большими лучистыми глазами, девушка давно уже не носила косу – пышные волосы ее стягивал серебряный обруч, тонкие серебряные браслетики красовались на запястьях, еще были серьги в ушах и серебряный, под одежкою незаметный, крестик… Который Юлька снимала, когда варила зелье или гадала… Там другие силы призывались – не Иисус Христос. Михайла об этом знал – увидал как-то случайно, но зазнобе о том не рассказывал – зачем зря смущать?
Длинная желтая, крашенная дроком рубаха, коричневая запона, подпоясанная наборным поясом – вроде бы самая простая одежда, запона – из тонкой шерсти, рубаха – грубого холста… А как это все шло Юльке! Красавица, что и говорить! Да еще какая… В последнее время заневестилась барышня, в женскую силу вошла: округлились бедра, налилась любовным соком упругая грудь, в движениях появилась женская грация, а голос стал таким чувственным, что Миша прямо дрожал! И того ничуть не стеснялся.
Об их отношениях в Ратном знали все, и почти все были против, понимая, что просто потеряют лекарку, коли она выйдет замуж за Мишу. Утратит Юлия все свои способности… так она говорила сама, так было… Так ли? Сотник уже кое-что смекнул, придумал… и сейчас собирался с духом – сказать об этом возлюбленной… Да, да – робел!
–Ой, Миша!– завидев юношу, лекарка улыбнулась, показав чудесные белые зубы.– Рада, что пришел… Ты заходи в сени, вот… Там не жарко и запаха нет. А то я мазь делала…
–Я тоже рад…
Послушно пройдя в сени, Миша уселся на скамейку, возле окна… Сени эти пристроили к избенке совсем недавно… Сотник и помогал…
–Ах, милый… Рассказывай!– поставив на стол крынку с квасом, девушка уселась рядом, невзначай прижавшись бедром…
Мишу словно молнией пронзило!
–Говорят, двоих потеряли…
–Увы… Кстати, как раненые?– сотник вскинул глаза.
–Приходили с утра,– покивала Юля.– Да там все не худо у них. Вылечу!
–Ах, Юлька… Как же я скучал!
Обняв возлюбленную, юноша трепетно поцеловал ее в губы… Девушка не отпрянула… но и долго целоваться не стала…
–Сейчас люди придут, Миш…
–Я зайду ночью!
–Ты же знаешь! Нельзя… Зачем? Зачем ты меня так мучаешь? Зачем приходишь? Почему так долго не был? Зачем… Матушки нет… и не с кем… и…
Юлька вдруг уткнулась лицом в ладони и зарыдала. Худенькие плечи ее тряслись, слезы капали на пол…
–Ну-ну… ты это…– гладя девушку по спине, растерянно утешал Миша.– Не плачь, ага… А я, знаешь… кое-что придумал…
–Что придумал?– лекарка постепенно успокаивалась.
Даже сбегала во двор, к колодцу – умылась. Вернулась, сверкнула глазами, спросила так требовательно:
–Ну? Так что?
Сотник снова растерялся. Одно дело, воевать, и совсем другое – с девчонками… с девчонкой… любимой…
–Тяжеловато одной,– попив кваску, вдруг призналась Юлька.– Девчонки были – на сенокос забрали. Ушли. Теперь когда еще явятся. И матушки нет…
–Так я как раз…– лицо юноши озарилось радостью.– Как раз сказать и хотел! Я те помощницу присмотрел. Странницу, юницу! Она у церкви нашей… Говорит – до поздней осени будет. Сам спрашивала – кому чем помочь. Я пришлю, скажу батюшке… Ее Забавой звать, Фекла – в крещении. Славная девушка. Нужна?
–Помощница-то? Конечно… Ой, Миша…– склонив голову набок, Юлька заглянула Мише в глаза, ожгла пристальным взглядом, словно пронзила насквозь.– Ты вовсе не это хотел сказать… Так?
–Так,– сотник не стал врать и выкручиваться. Коль уж начал…– Знаю, вам, лекаркам, нужно дочку от кого надо родить. И ты этого – кого надо – ищешь…
