Квартира родителей была погружена во мрак: задернутые шторы, укрытые черной тканью зеркала, перевернутые к стене портреты…
Открыв дверь Дику, старик-слуга только что не плюнул себе под ноги. Всем своим поведением он дал понять, что Кавендиш-младший – не самый желанный гость в этом доме. Шляпу и пальто Ричарду пришлось вешать самому под презрительно-осуждающим взглядом Джона. Что ж, не привыкать.
Мать полулежала на кровати в спальне.
–Это ты,– произнесла она слабым голосом.– Пришел все-таки…
–Да.– Дик смотрел себе под ноги и молчал.
–Мы сделали снимки… в кристалл памяти… с моей бедной девочкой и без тебя. Ты…– Мать на мгновение закрыла лицо руками, будто собираясь заплакать, а потом разразилась гневной речью:– Это ты… ты не уберег Анну… Ты… должен был следить за ней! Но где… где ты был?! Где ты был, Ричард?! Разве ты не любил ее? Разве тебе безразлично, что Анна умерла?! Как ты можешь оставаться таким черствым? Ты даже не зашел к нам все эти дни!
Дик молчал, зная: любые оправдания только усилят направленный на него гнев. А о мести за Анну родителям говорить было глупо.
Мать разразилась громкими рыданиями. Сын подошел к ней, попытался утешить, но та лишь отмахнулась:
–Уйди! Это ты во всем виноват! Ты! Ее старший брат!
В спальню прибежала горничная с успокоительной микстурой.
–Ричард, идем. Не расстраивай мать!– Следом за служанкой пришел и отец, встал в дверном проеме и теперь сердито смотрел на сына из-под вечно нахмуренных бровей.– Дарлин, тебе пора пить лекарство!– сказал он самым безапелляционным тоном, а потом, коротко кивнув Дику, повел его в свой кабинет.
В коридоре было сумрачно. Вильям Кавендиш шагал тяжело, решительно, не оглядываясь, но даже спиной умудрялся выражать крайнее неодобрение. Рядом с ним Ричард всегда чувствовал себя неудачником, человеком второго или даже третьего сорта. Что бы он ни делал – всегда и все представлялось в искаженном свете. Иногда Дику казалось, что отец видит в нем отражение своих неудач, падений и разочарований. А символом успешности всегда являлся… Джеймс.
Кавендиш-старший с какой-то странной одержимостью следил за своим дальним родственником, неизменно сравнивая его с собственным сыном. И сравнение всегда было не в пользу последнего. Особенно это обострилось в студенческие годы. «Джеймс – чемпион университета по фехтованию, блестящий стрелок, а бокс и кулачные бои… не более чем увлечение для тех, кому не хватает изящества и ловкости». «Джеймсом восхищаются в высшем свете, а кто знает о тебе?» «Джеймс элегантен, а как одеваешься ты?» «Джеймс ведет себя достойно высокого рода и с женщинами сдержан, а ты позволяешь себе опускаться до циркачек и прочего отребья!» «Джеймс храбр и хладнокровен. О нем говорят как о настоящем мужчине, способном отстоять свою честь в поединке, а на что способен ты?»– слышать такое от собственного отца было в высшей степени неприятно и обидно. Но ничего другого Кавендиш-старший сыну не говорил. Все разговоры заканчивались очередной порцией унижений. Не стал исключением и этот.
Отец подошел к своему письменному столу, провел рукой по лежащим на нем бумагам, откладывая в сторону два листа, а потом достал из ящика бархатную коробочку из тех, в которых хранят ювелирные украшения.
–Похороны послезавтра,– сказал он, не глядя на Дика.
–Хайенгейт?– уточнил Ричард.
–У тебя есть другие варианты?– раздраженно спросил Кавендиш-старший.– Анна упокоится рядом со своими предками. Ты можешь прийти на похороны, но до этого времени, будь любезен, не досаждай нам своим присутствием. Дарлин и так постоянно рыдает.– Последние слова отец произнес с такой досадой, словно истерики жены были самым главным предметом его расстройства.
–Хорошо.
Дик сжал кулаки. Обидно. Несправедливо. Больно. Каждый раз. Снова и снова. Ранит каждое слово, каждый упрек, каждый презрительный взгляд. И невозможно понять, что ты сделал не так, и как заслужить это проклятое одобрение. Со временем свыкаешься с постоянными унижениями, но ранит это не меньше. Потому что все равно надеешься… где-то в самой глубине души надеешься… И вэтом все дело – в проклятом, почти рабском «а вдруг».
–Возьми.– Отец протянул Дику исписанные листы.
–Что это?– спросил Ричард, разглядывая ряды имен и фамилий с пояснениями.
–Это список всех, кто имел доступ к нашему дому и мог общаться сАнной.
–И зачем он мне?
Вильям бросил на сына новый презрительный взгляд, в котором читалось: «Да ты еще тупее, чем я думал».
–Чтобы найти того, кто убил твою сестру,– сказал он, цедя слова сквозь зубы.– И подарить ему это.– Отец отдал Дику коробочку.
–С какой целью?
–В отличие от кузена, ты не в состоянии защитить честь семьи. Махать кулаками – наука нехитрая. Поединок чести требует куда больших умений. А лишаться наследника, пусть даже такого бестолкового, как ты, я не намерен. Найди виновника раньше полиции и сделай так, чтобы он надел это кольцо. Остальное – не твоя забота. Надеюсь, ты справишься с таким простым заданием. Сэр Артур отпустил тебя на неделю. Посвяти все это время поиску убийцы, а скорбь оставь женщинам.
Ричард открыл коробочку и увидел потрясающей красоты мужской золотой перстень с рубином.
–С какой целью я должен…
–Сделай так, как я сказал!– перебил его отец.– Не вздумай примерять эту вещь сам или давать ее кому-то другому. Перстень предназначен для убийцы Анны и только для него! И довольно с меня вопросов! У тебя есть два дня. После похорон я отдам копию списка инспектору. Ты должен успеть раньше. Надеюсь, хоть это ты сможешь сделать как надо.
–Отец,я…– попытался протестовать Дик.
–Ни слова больше!– нахмурился Кавендиш-старший.– Джон!– позвал он слугу.– Джон, Ричард уходит, проводи!
* * *
Вернувшись в свою квартиру, Дик несколько часов потратил на попытку выбрать наиболее вероятных кандидатов из списка. Какие-то имена отец подчеркнул сам, снабдив их комментариями, только и этих имен было достаточно много, чтобы сбить с толку. Особенно учитывая, что, глядя на листы, исписанные беглым почерком отца, Ричард мог думать только оДжейн.
Он думал о ее изрезанных руках. О ее смелости. О приснившихся поцелуях. О том, что с ней сейчас. ОДжеймсе… О том, что могло связывать графа и юную вдову неизвестного баронета.
Дик не винил Джейн в проигранном поединке. Во-первых, он уже почти не сомневался, что это дело рук Джеймса. Во-вторых, не первое поражение и не последнее. Да, бьет по самолюбию, но потерпеть можно. Бой затевался ради того, чтобы добыть сведения об убийстве Анны. Если они получены, значит, цель достигнута. Поэтому единственное, за что Ричард очень хотел набить графу его аристократичную физиономию,– это убийство Шрама. Дик хотел с ним расправиться сам. Сам хотел отомстить за сестру.
Оставалось надеяться, что до Горбуна Джеймс добраться не успел. И уже не доберется. По прикидкам Дика, граф в ближайшие пару дней точно будет сидеть дома. Значит, есть время, чтобы найти остальных участников убийства.
