* * *
Посвящается Эрин и Мелоди – ваш подкаст принес мне много радости за последние несколько лет, и я надеюсь, что предмет гордости Аида – его полы – подарят вам немного радости в ответ.
Глава 1. Персефона
–Терпеть не могу эти вечеринки.
–Смотри, чтобы мама тебя не услышала.
Яоглядываюсь на Психею.
–Ты тоже их ненавидишь.
Япотеряла счет мероприятиям, на которые мать таскала нас долгие годы. Она всегда сосредоточена на следующей добыче, на новой фигуре, которой можно сделать ход вшахматной партии, где правила известны ей одной. Возможно, мне было бы легче их выносить, если бы яне чувствовала себя одной из ее пешек.
Психея встает рядом иподталкивает меня плечом.
–Знала, что найду тебя здесь.
–Это единственная комната, вкоторой ямогу спокойно находиться.– Даже учитывая, что этот зал статуй– воплощение гордыни.
Это относительно простое помещение (если блестящие мраморные полы исо вкусом оформленные серые стены можно назвать простыми) заполнено тринадцатью полноразмерными скульптурами, свободно расставленными по периметру. По одной вчесть каждого члена Тринадцати– группы, правящей Олимпом. Ямысленно называю имена каждого, переводя взгляд содной статуи на другую: Зевс, Посейдон, Гера, Деметра, Афина, Арес, Дионис, Гермес, Артемида, Аполлон, Гефест, Афродита. Поворачиваюсь лицом кпоследней статуе. Она накрыта черной тканью, которая скрывает ее очертания исобирается на полу уног. Но даже под ней невозможно не разглядеть широкие плечи иостроконечную корону, украшающую его голову. Пальцы так ичешутся от желания схватить ткань исорвать ее, чтобы наконец-то увидеть черты его лица.
Аид.
Через несколько коротких месяцев яотвоюю уэтого города свою свободу, сбегу ибольше не вернусь. Другой возможности увидеть лицо призрака Олимпа уменя не будет.
–Разве не странно, что на его место так никого ине назначили?
Психея смеется.
–Сколько раз мы уже это обсуждали?
–Да брось. Сама знаешь, что это странно. Они– Тринадцать, но их всего двенадцать. Аида нет. Иуже очень давно.
Аид– правитель нижнего города. Или, по крайней мере, был им. Это наследуемый титул, авесь его род давным-давно угас. Теперь нижний город формально находится под властью Зевса, как ивсе мы. Но, насколько яслышала, он никогда не был по другую сторону реки. Пересечь реку Стикс, как ипокинуть Олимп, сложно по одной причине: по слухам, при переходе через преграду возникает чувство, будто голова вот-вот взорвется. Никто не захочет переживать подобное по собственной воле. Даже Зевс.
Тем более ясомневаюсь, что люди внижнем городе станут угождать ему, как это делает каждый житель верхнего. Такие неудобства иникакой отдачи? Неудивительно, что Зевс старается не переходить реку, как ивсе мы.
–Аид единственный никогда не бывал вверхнем городе. Оттого мне кажется, что он был не таким, как все остальные.
–Не был,– невозмутимо отвечает Психея.– Легко это вообразить, когда он мертв, атитула больше не существует. Но все из Тринадцати одинаковые, даже наша мать.
Она права– знаю, что права,– но не могу перестать фантазировать. Протягиваю руку, но замираю, не успев дотронуться до лица статуи. Кего утраченному наследию меня влечет одно лишь нездоровое любопытство, ионо не стоит тех неприятностей, вкоторые япопаду, если поддамся соблазну сорвать темную вуаль. Яопускаю руку.
–Что мать задумала сегодня?
–Не знаю,– вздыхает она.– Хотелось бы мне, чтобы Каллисто была здесь. Она, по крайней мере, могла бы ненадолго поставить мать на паузу.
Яитри мои сестры нашли разные способы приспособиться ктому, что наша мать стала Деметрой имы попали вблистательный мир, существующий лишь для Тринадцати. Он настолько ярок иэкстравагантен, что ему почти удается отвлечь внимание от своего ядовитого нутра. Вариантов унас было немного: приспособиться или пойти ко дну.
Язаставляю себя играть роль яркой, блистательной, всегда послушной дочери, тем самым давая Психее возможность вести себя тихо, спокойно иоставаться втени. Эвридика на грани отчаяния цепляется за каждую частичку жизни ирадостного волнения, что может найти. АКаллисто? Каллисто воюет сматерью сяростью, достойной арены. Она никогда не сломается и не прогнется, поэтому мать освобождает ее от этих обязательных мероприятий.
–Иклучшему, что не пришла. Если Зевс начнет подкатывать кКаллисто, она может попытаться его выпотрошить. Тогда нам ивсамом деле придется отвечать за случившееся.
Единственный человек вОлимпе, который (послухам) убивает без последствий– якобы– сам Зевс. Все остальные должны соблюдать законы.
Психея содрогается.
–Он ктебе приставал?
–Нет,– ямотаю головой, продолжая разглядывать статую Аида.
Нет, Зевс не прикасался ко мне, но на двух последних мероприятиях, на которых мы присутствовали, япостоянно чувствовала на себе его взгляд. Именно поэтому япыталась отпроситься сегодня, но мама чуть ли не силой вытащила меня за дверь. Внимание Зевса не приносит ничего хорошего. Все всегда заканчивается одинаково: женщины разбиты, аЗевс уходит, избежав даже дурного заголовка, способного повредить его репутации. Против него лишь раз выдвинули обвинения несколько лет назад, но разыгрался такой скандал, что женщина исчезла еще до того, как дело дошло до суда. Самый оптимистичный исход состоит втом, что ей каким-то образом удалось унести ноги из Олимпа, но более реалистичный– что Зевс добавил ее кпредполагаемому списку жертв.
Нет, уж лучше избегать его влюбом случае.
Что было бы значительно проще сделать, не будь моя мать одной из Тринадцати.
От знакомого энергичного стука каблуков по мраморному полу мое сердце начинает биться чаще. Мать всегда шагает так, будто рвется вбой. На миг явсерьез подумываю спрятаться за накрытой статуей Аида, но тут же отбрасываю эту мысль, пока мама еще не появилась вдверях галереи. Прячась, ятолько отсрочу неизбежное.
–Вот вы где!
Сегодня на ней темно-зеленое платье, которое струится по ее телу иотлично подходит роли матери-Земли. Мама решила, что этот образ лучше всего соответствует воплощаемому ей амплуа женщины, которая следит за тем, чтобы город не голодал. Ей нравится, когда люди видят добрую улыбку ипротянутую руку помощи, но не обращают внимания на то, что она срадостью расстреляет любого, кто встанет у нее на пути.
Мать останавливается перед собственной статуей. Скульптура щедро одарена изгибами иоблачена вдлинное платье, которое сливается сцветами, растущими уее ног. На голове цветочный венок, аулыбка на лице столь безмятежна, будто матушка познала все тайны вселенной. Как-то раз язастала ее, когда она оттачивала перед зеркалом такое выражение лица.
