–Ятам, где хочу быть, мама. Иочень счастлива сАидом.– Потянувшись через мое плечо, она захлопывает крышку ноутбука.
Ямедленно оборачиваюсь исмотрю на нее.
–Ты только что оборвала разговор сТринадцатью.
–Кчерту их.
Яне знаю, то ли смеяться, то ли схватить ее иунести куда-нибудь, где она точно будет защищена от неминуемой мести Зевса.
–Персефона.
–Аид.– Она отвечает мне таким же осуждающим тоном.– Они бы не поверили тебе, если бы не увидели собственными глазами. Аполовина из них не поверит даже после этого. Позволить Зевсу разглагольствовать– только зря тратить время. Ты должен благодарить меня.
–Ядолжен тебя благодарить?
–Да.– Персефона забирается мне на колени исадится верхом.– Не за что.
Якладу руки ей на бедра.
–Они ведь понятия не имеют, какая ты на самом деле?
–Нет.– Она задумчиво проводит ладонями по моей груди.– Но ясама не знаю, кто яна самом деле. Янадеялась, что побег из Олимпа поможет мне это выяснить.
Янакрываю ее ладони своими.
–Ты все равно выберешься из Олимпа.– Мне больно это говорить, хотя по голосу не слышно. Ядал обещание, иневажно, как сильно мне хочется быть сней, яего исполню. Унас есть время до апреля. Этого достаточно.
Должно быть достаточно.
Она отвечает мне печальной улыбкой.
–Мне нужно будет позвонить сестрам, если не хочешь, чтобы они примчались сюда.
–Достану тебе сегодня телефон.– Язамолкаю.– Без прослушки.
–Спасибо.– Персефона одаривает меня красивой улыбкой. Ясмотрю на нее ииспытываю что-то сродни шоку. Явидел ее хитрой, жизнерадостной исердитой. Но никогда не видел такой. Это счастье? Ябоюсь, если, спросив, пойму, что это лишь одна из ее масок.
Быстро чмокнув вгубы, Персефона слезает сменя ивстает на колени между моих бедер. Выжидающе смотрит ия,отбросив свои спутанные чувства, сосредотачиваюсь на том, что происходит здесь исейчас.
–Ты чего-то хочешь, маленькая сирена?
Она гладит мои бедра руками иприкусывает нижнюю губу.
–Ты обещал, что если явстану на колени ивежливо попрошу, то получу твой член.– Она тянется кзастежке брюк.– Ябы очень, очень хотела твой член, Аид. Пожалуйста.
Яперехватываю ее руки.
–Ты же знаешь, что не обязана это делать.
–Да, явкурсе.– Она бросает на меня властный взгляд.– Просто смешно говорить мне, что яне обязана делать то, что не хочу, ведь яхочу делать стобой все. Абсолютно все.
Она говорит только осексе, но мое сердце все равно издает глухой удар, будто просыпаясь от долгого сна. Ржавое, никогда раньше не использовавшееся, но все еще живое. Отпускаю ее ихватаюсь дрожащими руками за подлокотники кресла.
–Тогда не дай мне тебе помешать.
–Ятак рада, что ты смотришь на все моими глазами.– Она расстегивает брюки ивытаскивает мой член.– О, Аид. Мне даже жаль, что яне обладаю художественными способностями, потому что судовольствием бы тебя нарисовала.
Пока япытаюсь осмыслить это странное утверждение, она наклоняется иберет член врот. Яжду… Не знаю, чего именно. Давно пора понять, что Персефона никогда не бывает такой, как япредполагаю. Она дотрагивается до меня так, словно хочет попробовать на вкус исмаковать каждый миллиметр. От теплого, влажного прикосновения все мышцы вмоем теле напрягаются. Яизо всех сил стараюсь не дергаться, позволить ей насладиться моментом, и,закончив изучать меня, она поднимает взгляд.
Ее глаза потемнели, на щеках выступил румянец.
–Аид?
–Да?
Она мнет мои бедра пальцами.
–Перестань быть таким чертовски милым со мной искажи, чего ты хочешь.
Шок заставляет меня дать честный ответ.
–Яхочу трахать твой рот, пока утебя из глаз не потекут слезы.
Она отвечает ослепительной улыбкой.
–Вот. Разве это было так трудно?– Персефона слегка отодвигается.– Ты изображаешь большого злого волка, но смомента нашей встречи был исключительно осторожен со мной. Тебе необязательно быть таким. Яправда смогу вынести все, на что ты способен.– Она отпускает простынь, ита падает на пол. Эта женщина говорит, что хочет нарисовать меня, но она сама как произведение искусства, портрет сирены, которой мне хочется ее называть. Ияначинаю думать, что ради этой женщины срадостью пошел бы ко дну.
Медленно встаю исмахиваю волосы. Черт, она так красива, что уменя перехватывает дыхание. Яничего вжизни не хотел так сильно, как хочу ее, но пока не готов слишком тщательно обдумывать эту мысль. Намотав ее волосы на кулак, яслегка тяну.
–Хлопни меня по бедру, если будет слишком.
–Слишком не будет.
Япостукиваю большим пальцем по ее нижней губе.
–Открой.
Персефона источает порочное удовольствие, когда яввожу член ей врот. Начинаю медленно, позволяя ей привыкнуть куглу проникновения, но темное желание сделать все так, как ясказал, слишком сильно. Яускоряю темп, погружаясь глубже вее рот. Вее горло. Она закрывает глаза.
–Нет. Не делай этого. Смотри на меня, пока ятрахаю твой рот. Смотри, что ты делаешь со мной.
Она тут же открывает глаза. Персефона расслабляется, вэтот миг полностью мне подчиняясь. Язнаю, что это не продлится долго, но оттого становится только приятнее. Скаждым толчком удовольствие нарастает, грозясь разорвать меня на части. Акогда вуголках ее глаз выступают слезы, ощущения становятся лишь сильнее. Яобхватываю ее лицо ладонями ипальцами стираю слезы, выражая нежность вмомент еле сдерживаемой грубости.
Это слишком. Мне всегда будет мало.
–Ясейчас кончу,– струдом выговариваю я.
Она проводит руками по моим бедрам ислегка их сжимает. Дает согласие. Это все, что мне нужно, чтобы отпустить себя. Ястараюсь держать глаза открытыми, насладиться каждым мгновением этого подарка, который она преподносит мне, и,войдя вее податливый рот, кончаю. Персефона глотает, не отводя взгляда. Она смотрит так, будто всамом деле видит меня. Будто ей это нравится так же сильно, как мне.
Яеще никогда вжизни не чувствовал, что так чертовски сильно принадлежу кому-то.
Не знаю, что сэтим делать, как постичь. Язаставляю себя отпустить ее, и,впоследний раз лениво приласкав мой член, Персефона отодвигается иоблизывает губы. На ее щеках видны следы слез, иона улыбается ссамодовольным видом. Не зная, как поступить сэтим противоречием, ярывком ставлю ее на ноги, апотом крепко иосновательно целую.
–Ты просто подарок.
Она смеется мне вгубы.
–Язнаю.
Яподталкиваю ее кдвери вспальню.
–Уменя сегодня есть дела.
–Правда?– Персефона обнимает меня за шею ишироко улыбается без тени раскаяния.– Тогда, думаю, тебе стоит ими заняться.
