Кончая, она издает сладчайший звук из всех, что я когда-либо слышал. Психея запрокидывает голову, размыкает губы и…
–Эрос.
Твою ж мать.
Монстр внутри меня мечется в клетке, сотрясая мое естество. Она выкрикнула мое имя, когда кончала. Я не должен испытывать таких глубоких чувств, но не могу отвергать инстинкт, заглушивший все мои мысли, кроме той, что мне необходимо войти в нее, и немедленно. Я упираюсь лбом ей в живот и на пару мгновений концентрируюсь на дыхании.
Пора.
Заставляю себя отпустить ее и встать с кровати. Психея наблюдает за мной затуманенными от удовольствия глазами. Ее желание возрастает, когда я снимаю штаны и достаю презерватив из ящика тумбочки. Забираюсь обратно на кровать и располагаюсь между ее ног. Из-за первобытного желания оставить свой след на каждом сантиметре ее тела мне трудно думать, но я справляюсь. Надеюсь.
–Позволь мне овладеть тобой, Психея.– Слова неподходящие – они слишком много значат, слишком многое открывают.
К счастью, она, похоже, не замечает, спеша кивнуть.
–Я больше не хочу ждать.
–Хорошо.– Разрываю упаковку презерватива и раскатываю его по всей длине. Медленно, чертовски медленно склоняюсь над ней и направляю член к входу. Она приподнимает бедра, поощряя меня, а я пытаюсь вспомнить, почему должен действовать осторожно.
К черту.
Я вхожу в нее резкими безжалостными толчками. Дыхание становится таким же прерывистым, как у нее. Кажется, издаю стон, но не могу разобрать из-за шума, стоящего в ушах, когда я наконец-то – наконец-то – погружаюсь в нее до самого основания. Даже вообразить не мог, как приятно будет ее чувствовать. Будто она создана только для меня. Я слишком далеко зашел, чтобы думать, как опасно допускать такие мысли. Не сдержавшись, делаю легкий толчок и наблюдаю за ее лицом.
Психея прикусывает нижнюю губу. Если я в своей жизни и видел явное поощрение, то это оно. Я только рад ему последовать и, наклонившись, завладеваю ее губами, в точности как овладеваю всем ее телом. Пускай она смотрит на это иначе, но ничего не могу поделать со своими чувствами. Это мои проблемы. Разберусь с ними позже.
Я намерен двигаться медленно, но она впивается ногтями в мою задницу, раззадоривая меня и лишая остатков самообладания. Обхватив ее за плечи, чтобы было легче двигаться, трахаю ее, совершая медленные, мощные толчки. Я слишком далеко зашел. Не могу остановиться, не могу замедлиться. Даже если бы хотел, она подгоняет меня со свирепостью, которая распаляет меня.
–Черт возьми, тебя так приятно чувствовать, Психея.– Я делаю сильный толчок и наслаждаюсь ее ответным стоном.– Ты такая тугая, влажная и создана только для меня.
–Эрос.– Она тяжело дышит, ловит ртом воздух и пытается меня подгонять.– Еще. Сильнее.
Делаю то, что она требует. Трахаю ее так сильно, что комнату наполняют звуки шлепков кожи о кожу, сопровождаясь словами, которые я не в силах держать в себе.
–Еще раз, красавица. Хочу почувствовать, как ты кончаешь на моем члене. Хорошо, правда?
–Очень хорошо,– стонет она, а потом впивается ногтями мне в спину с такой силой, что завтра на ней будут следы. Меня захлестывает свирепое удовольствие. Это не вернуть назад, как не вернуть колец, которыми мы обменялись. Что бы ни случилось, завтра никто из нас не станет делать вид, будто все это нам приснилось.
Я меняю угол, стараясь дать достаточно трения клитору, чтобы она кончила первой. Она рада мне помочь и, упершись пятками в матрас, приподнимает бедра, чтобы тереться о мою тазовую кость. Психея приходит в исступление.
–Эрос, прошу. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.
–Я с тобой.– Касаюсь губами ее плеча.– Я не остановлюсь.
И я не останавливаюсь. Поддерживаю выверенный угол, продолжаю интенсивные движения, пока она не кончает в моих объятьях. Хочу продержаться дольше. Правда хочу. Но мне слишком хорошо. Ее мышцы сжимают мой член, и становится слишком поздно. Я врываюсь в нее и кончаю в презерватив.
Смотрю на эту женщину, на свою жену. Она всегда прекрасна, но сейчас похожа на богиню. Ее волосы разметались по подушке, глаза прикрыты от удовольствия, губы распухли от моих поцелуев. Я не фотограф, в отличие от Психеи, но отдал бы правую руку за возможность запечатлеть ее сейчас и навсегда оставить снимок себе.
–Эрос.
Если расскажу, о чем только что думал, она перепугается. Она и так пуглива в моем присутствии, хотя не без оснований. Однажды она проявила ко мне доброту, а я, можно сказать, увязался за ней как дикая кошка и заставил выйти за меня замуж.
–Не двигайся,– наконец проговариваю я.
–Сомневаюсь, что смогу.
В ответ у меня вырывается грубый смешок. Ноги дрожат, когда я слезаю с нее и плетусь в ванную, чтобы выбросить презерватив. Вернувшись, застаю ее там, где и оставил. И меня захлестывает сильное желание, чтобы она осталась здесь навсегда. Хочу, чтобы в память об этой ночи у меня была не только фотография. Хочу большего.
Чтобы все не ограничивалось одной ночью.
Поэтому беру горсть презервативов и бросаю их на кровать рядом с ней. Психея смотрит на них, затем на меня и вскидывает брови.
–Кое-кто полон амбиций.
–Солнце еще не взошло.
Ее ответная улыбка таит в себе многое.
–Нет, еще не взошло.– Она потягивается.– Но прежде, чем мы займемся чем-то еще, я бы хотела принять душ и смыть воспоминания о худших эпизодах свадьбы.
Я протягиваю ей руку, и дикарь во мне издает победоносный крик, когда она кладет свою ладонь в мою. Это несущественный жест – она лишь позволила мне помочь ей встать, но он кажется очень важным. Возникает чувство, будто мы положили начало чему-то значимому. Глупо позволять себе в это верить. Быть может, Психее нравится, как я трахаюсь, но не нравлюсь я сам.
Хотя ненависти она ко мне не питает. Она слишком хороший человек, чтобы позволить мне прикоснуться к ней, если при этом испытывает ко мне ненависть. Это слишком маленькая ступень, чтобы можно было обрести на ней опору и желать большего, но я оказывался и в более безвыходных ситуациях и одерживал в них победу.
Не отпуская ее руки, веду Психею в ванную. Она не возражает, когда включаю воду, а потом встаю вместе с ней под струи. На миг в ее глазах появляется настороженность.
–Ты бы видел, как ты на меня смотришь. Я не понимаю.
–А что тут понимать?– Мне не скрыть выражение моего лица. Я владею этим навыком, сколько себя помню, закрываясь от окружающих и показывая им только то, что сам пожелаю.
Но здесь, сейчас, если она хочет меня прочесть – я как открытая книга.
Психея долго смотрит мне в лицо, краснеет и встает под струи воды. Я разочарован и вместе с тем признателен, что этот разговор отложен. Есть вещи, о которых лучше не говорить, особенно пока я сам не уверен в своих чувствах и не восстановил самоконтроль.
