–Мы с Персеем – Зевсом – уже не так близки, как в детстве, но в любом случае не думаю, что он смог бы оставить без внимания то обстоятельство, что улики против моей матери указывают и на меня. Он не может наказать одного и пощадить другого, потому что ему придется объяснять любые действия, которые он предпримет против одного из Тринадцати.
–Что ж, это логично.– Она наклоняет голову набок.– Обратимся к Зевсу только в крайнем случае.
Надеюсь, до этого не дойдет. Мы с ним сильно отдалились за последние годы, но Персею хватает забот и без того, чтобы я взваливал на него свои проблемы, ожидая, что он решит их за меня. Мы найдем другой выход.
А пока…
–У меня тоже есть вопрос.
–Да?
–Почему вы с сестрами так стараетесь держаться в стороне от всех? Понимаю, зачем избегать меня и некоторых других, но Елена взяла бы вас под крыло.
–Думаешь?– Психея кривит лицо, а потом вздыхает.– Должна признаться, что таю обиду на детей Тринадцати. Опыт общения с ними был неприятным.
Мы – закрытая группа. Наше количество время от времени меняется, когда сменяется носитель титула и приводит с собой семью, но есть и основная группа, состоящая из тех, кто вырос вместе. И все же…
–Елена была к тебе жестока?– Могу поверить, что Эрис на это способна, но Елена крепкий орешек. Добросердечной ее не назвать, но она лучше большинства из нас.
–Нет,– Психея отвечает так неохотно, что я смеюсь.
Мне бы очень не хотелось ссориться с подругой за то, что она была груба с моей женой.
–Мне кажется, Елена понравилась бы тебе, если бы ты дала ей шанс.– Я опускаю ее ногу и кладу на колени вторую.
Психея закрывает глаза и всецело отдается массажу ступней.
–Понравилась бы мне или публичной версии Психеи?
–Обеим.
Она выдыхает и открывает глаза.
–Для тебя это важно.
Я с удивлением осознаю, что это так. Мне хочется сказать, что это просто численные ухищрения, и чем больше людей на нашей стороне, тем лучше для нашего положения, но это не совсем правда. В этой ситуации все непросто, и чем дольше мы вместе, тем сложнее становится. Я предполагал, что буду желать Психею (так и было с самого начала), но не ожидал, что проникнусь к ней симпатией или начну испытывать такую ревность, что мне захочется укутать ее и спрятать от всего мира, но в то же время демонстрировать всем при любой возможности. И дело не только в том, что она красива и обладает таким добрым сердцем, что его не смог очернить даже Олимп. Я восхищаюсь ей.
Поэтому говорю правду.
–Елена мне как сестра. Я доверяю ей больше, чем кому бы то ни было в Олимпе, а она доверяет мне. Я…– Колеблюсь.– Мне бы хотелось, чтобы ты дала ей шанс.
–Не только ради тактической выгоды?
Конечно, она видит меня насквозь. Я печально улыбаюсь.
–Нет, не только ради тактической выгоды, хотя никогда не помешает иметь на своей стороне члена семьи Касиос.
Несколько минут она молчит.
–Ладно. Я дам ей шанс.
Ее согласие кажется мне более значительным, чем должно бы, но мне приятно, что наши жизни начинают сплетаться, и я ничего не могу с этим поделать. А может, просто хочу привязать эту женщину к себе, как только возможно.
Психея прокашливается.
–Начнем с двойной защиты. Нам нужно больше союзников. Понимаю, что Зевс пока не рассматривается, но в Олимпе много других могущественных людей. Чем больше из них будет на нашей стороне, тем рискованнее для Афродиты наносить удар.
–Могу поручиться, что на вечеринке Елены будет много влиятельных людей, пускай даже большинство из них – дети Тринадцати.
–Неплохо для начала.– Психея кивает.– Второй шаг – привлечь на нашу сторону остальной Олимп и заручиться его поддержкой. Небольшие интригующие посты в соцсетях уже запустили этот процесс, но официальное интервью поможет ускорить дело.
Я остаюсь сосредоточен на ее ступнях.
–Сойдет для краткосрочного плана.
–Долгосрочный придется менять.– Она закрывает глаза, выражение ее лица становится более расслабленным.– Полагаю, твоя мать не блефовала, когда говорила, что по-прежнему хочет моей смерти?
Я не могу давать ей ложную надежду.
–Нет. Афродита не блефует.
–Тогда нам нужно придумать, как заставить ее отменить план. Легко, правда?– Она смеется, но в ее смехе слышится горечь.– Хорошо, что моя мать на этот раз не буйствует.
–Правда. Я уже упоминал, что она вселяет ужас?
–Обе хороши.
Расплываюсь в широкой улыбке, но она быстро угасает.
–Мы найдем выход. Мою мать сложно назвать рациональным человеком, но она представляет опасность только из-за своего могущества. Если сможем найти больше союзников и расположить к себе общественность, этого может быть достаточно.– Шансы на успех невелики, но все же остается вероятность, что Афродита прекратит дальнейшие атаки, едва поймет, что оказалась в меньшинстве. Или, по крайней мере, ограничится попытками подорвать репутацию Психеи.
–Тогда будем придерживаться этого плана и менять его в зависимости от ее дальнейших шагов.– Психея устало улыбается.– Мы разберемся, Эрос. Мы прекрасно подходим друг другу в этом деле. Вместе мы найдем решение.
Ее вера в меня ошеломляет. В груди щемит.
–Да. Найдем. Обещаю.
–Угу.
Только несколько минут спустя понимаю, что Психея заснула. Еще через несколько минут заставляю себя опустить ее ноги и встать. Во сне она совсем другая, расслабленная там, где раньше не замечал в ней напряжения. Дело не в том, что во сне она выглядит более юной, а в том, что будто сбросила бремя, которое носит.
У меня возникает странное желание предложить ей нести его вместе.
Еще слишком рано идти спать, но это к лучшему. Нужно сделать звонок. Оставив Психею на диване, иду в комнату безопасности. Завтра попрошу Психею ввести код еще несколько раз, чтобы убедиться, что она точно его запомнила. Я не собираюсь оставлять ее без крайней необходимости, но уверен, что вскоре она захочет большей самостоятельности. Не знаю, как справлюсь с ее охраной за пределами пентхауса, но эту проблему отложу на завтра. Тихо закрываю за собой дверь и делаю то, что мне сейчас хочется делать меньше всего.
Звоню матери.
Ожидаю, что она не возьмет трубку. Ее любимое наказание – игнорировать меня, лишать любого контакта и внимания. Когда она так поступала в годы моей юности, у меня всегда возникало чувство, будто она рассекла меня до самых костей. Афродита – большая личность, а для ребенка – ее ребенка – особенно. Когда она отворачивается от меня…
Я встряхиваюсь. Ее методы работают уже не так хорошо, как раньше. С тех пор, как я достаточно повзрослел и понял, что она использует любовь и внимание и как приманку, и как наказание. Но от некоторых ощущений невозможно избавиться, и я не могу вдохнуть полной грудью, пока она не берет трубку.
