Афродита не заставляет меня долго ждать.
–Значит, теперь ты решил, что готов к разговору? Надо заблокировать твой номер.
–Ты не станешь это делать.– Мне непросто сохранять спокойный тон.– Иначе как ты сообщишь, что разочарована во мне?
Она издает звук, похожий на шипение.
–Заносчивый ребенок.
–Мне двадцать восемь, мама.– Я бросаю последнее слова, как боезаряд.– И вполне способен делать собственный выбор, в том числе в том, кто будет моей невестой.
–Она бы не стала твоей невестой, если бы ты вырезал ее сердце, как я и просила. Не понимаю, почему ты упираешься, Эрос. С Полифонтой ты поступил еще хуже. Убил на глазах у родителей. Ты знал, что ее мать на прошлой неделе покончила с собой? Вот трагедия.
Я не готов к чувству вины, которое переполняет меня.
–Это другое.– Слова отдают ложью на языке.
–Вовсе нет. Неужели ты убедил себя, что ты такой же, как твоя драгоценная женушка?– смеется она.– Глупый мальчишка. Ты совершенно не такой, как она. Ты как я. Мы с тобой единственные в этом мире люди, способные понять друг друга, и ты ставишь это на кон ради маленькой сучки с красивыми волосами. Как только она поймет, на что ты на самом деле способен, отвернется от тебя. Разве ты не понимаешь, что я пытаюсь тебе помочь?
Мне мало что небезразлично в этом мире. И мне претит, что в эту категорию попадает Афродита. Я уже достаточно взрослый и независимый и понимаю, что она постоянно пытается манипулировать моими эмоциями. Во многом это одна из причин, почему я систематически заглушал свои чувства, чтобы ей было не за что зацепиться. Думал, что навсегда их утратил, но присутствие Психеи пробудило их от долгого сна.
Однако сейчас они мне не помогут. Лишь дадут моей матери преимущество.
–Мама,– медленно выговариваю я.– Если ты причинишь вред моей жене, то пожалеешь.
–Не так сильно, как ты пожалеешь об этом браке.– Ее голос становится таким же холодным, как мой.– О чем ты думал, Эрос? Я посылаю тебя устранить девчонку, а ты на ней женишься? Ты с ума сошел?
–Планы изменились.
–Не мои.
Знаю. Не пойму, зачем вообще с ней связался и понадеялся, что смогу сотворить чудо и заставить Афродиту передумать. И все же… должен попытаться. Должен быть спокоен, как никогда прежде.
–Я никогда ни о чем тебя не прошу. Но прошу об этом. Оставь Психею в покое.
Она молчит так долго, что я осмеливаюсь надеяться, будто сейчас все изменится. Что мать поставит мои потребности выше своих эгоистичных желаний.
Но, прожив с ней всю жизнь, я должен быть умнее. Наконец Афродита говорит:
–Вижу, она тебя зацепила. Жаль.
–Мама.
–Не смей, обращаясь ко мне, произносить это слово подобным тоном.
Грудь сжимает паника.
–Отдай ее мне, оставь это в прошлом, и я больше никогда не стану тебе перечить. Ты ведь этого хочешь? Исполнителя своих желаний, который не будет действовать тебе на нервы.
Она делает медленный вдох, а когда заговаривает снова, ее голос звучит почти спокойно.
–Все, что делаю, Эрос, я делаю ради любви.– Она вешает трубку, не дав мне ответить.
Смотрю на экран телефона.
–Черт. Черт.
Знал, что это ничего не изменит. Знал, но попытался. Я закрываю глаза, но за сомкнутыми веками возникает образ искореженного, израненного тела Психеи; ее карие глаза потускнели, а то, что составляло ее неповторимость, исчезло навсегда. С силой прижимаю руку к груди, стараясь дышать, несмотря на боль, которая пронзает меня. Я не допущу этого. Мне известны все уловки моей матери. Нужно просто задержать ее, пока мы не придумаем, как устранить ее навсегда.
Я знаю, как ее устранить. Она сама меня этому научила.
Но не могу это сделать. Думал, что уже перешел последнюю черту, но даже я не могу убить свою мать. Какой бы жестокой она ни была. Даже ради того, чтобы сберечь Психею.
Выхожу из комнаты безопасности, но чем ближе подхожу к гостиной, тем сильнее спешу. Психея всего десять минут была вне моего поля зрения. С ней все хорошо. Знаю, что все хорошо. Но не могу вдохнуть спокойно, пока не захожу в комнату и не убеждаюсь, что она лежит там, где я ее оставил.
Что, черт подери, со мной происходит?
Беру ее на руки, не обращая внимания, как она сонно бормочет, что слишком тяжелая, и несу в нашу спальню. Мы ложимся в кровать, я обнимаю ее сзади, и она снова засыпает. Прижимаю ладонь к ее груди и считаю медленные вдохи и выдохи, пока нервы не успокаиваются и меня не уносит сон.
Глава 24
Психея
Елена Касиос живет в том же здании, где и остальные члены семьи Зевса. Я еще никогда здесь не была. Прежний Зевс обычно развлекался, устраивая вечеринки в башне Додоны. А новый относится к этому очень формально. Он не жаждет внимания в отличие от своего покойного отца. Даже когда его еще звали Персеем, казалось, что он вовлечен в бизнес больше, чем когда-либо был его отец. Сорокадневный траур прошел, и люди начали шептаться, что он не хочет жениться и наконец найти новую Геру. Возможно, последний Зевс и был монстром, но обаятельным и харизматичным. Он задал высокую планку.
Из всех его четверых детей только младшему сыну, Гераклу, удалось навсегда покинуть Олимп. Персей стал Зевсом. А Елена и Эрис, по словам Эроса, держатся сами по себе. Насколько помню, они никогда не переходили мне дорогу, но мы с ними и не сближались настолько, чтобы между нами возникали разногласия.
Сегодня все изменится.
Эрос хочет, чтобы сегодня я попыталась.
Он понимает, о чем просит? Я бросаю на него взгляд, пока мы поднимаемся на лифте. Он безупречно выглядит в светло-сером костюме и рубашке бежевого цвета, которая оттеняет его золотистую кожу. Поймав мой взгляд, он слегка сжимает мою ладонь. Да, подозреваю, он прекрасно знает, о чем просит.
Я выживала – даже процветала – в Олимпе, потому что держалась в стороне и не доверяла никому, кроме своей семьи. Я усвоила уроки, которые мне преподнесли в первый год жизни в этом городе, и больше не оглядывалась назад.
А теперь я заплываю на опасную глубину. Двери лифта распахиваются, открывая вид на стильный холл с пышным серым ковром и стенами спокойного голубого цвета, и мне приходится признать, что я вовсе не акула. А принарядившийся пескарь.
Надеюсь, смогу пережить этот вечер и не оказаться съеденной.
–Дыши,– бормочет Эрос.
Верно. Дыши. Расслабься. Мило улыбайся. Не дай им почуять слабость.
