–Вчера вечером ты сказал, что не умеешь любить.
Он напрягается.
–Не умею.
–Ты ошибаешься.
Эрос издает сдавленный смешок.
–Думаю, мы оба можем согласиться, что я ущербный.
–Перестань.– Я сажусь.– Прекрати так о себе говорить. Я никому не дам так жестоко о тебе отзываться, и будь проклята, если позволю тебе самому это делать.
Шок, отразившийся на его лице, ранит мое сердце.
–Это правда.
–Эрос, ты любишь Елену.
Он морщится.
–Она мне как сестра.
–Знаю.– Прижимаю ладонь к центру его груди.– И ты любишь ее как сестру. Такая любовь тоже считается. Можно сказать, что она стоит даже больше, чем любовь романтическая, потому что не замутнена сексом.
Он открывает рот, колеблется, а потом накрывает мою ладонь своей.
–С этим сложно поспорить.
–Потому что я права.– Делаю глубокий вдох.– Неважно, превратится ли то, что между нами происходит, в любовь, ни тебе, ни мне это не подвластно.– Хотя мне уже поздно об этом говорить.– Но никогда не сомневайся, что ты способен любить.
Эрос долгое мгновение всматривается в мое лицо и расплывается в улыбке.
–Я правда тебя не заслуживаю.
–Правда не заслуживаешь,– посмеиваюсь я.– Но вовсе не по тем причинам, которые ты озвучил. Я самоцвет среди людей.
–Да.
На миг все выходит из-под контроля, и три коротких непростительных слова вертятся на кончике моего языка. Я люблю тебя. Но не могу их произнести. Не сейчас, не в завершение этого разговора. Все будет выглядеть так, будто я пытаюсь манипулировать им или, что еще хуже, ожидаю, что он произнесет их в ответ.
Отчаянно пытаясь отвлечься, прокашливаюсь.
–Умираю с голоду.
Он, как и ожидала, сразу приходит в оживление.
–Тогда идем на кухню.
Час спустя мы поели и приняли душ. Планируем оставшуюся часть дня, как вдруг звонит мой телефон. Увидев имя матери, я затаиваю дыхание.
–Алло?
–Посейдон отпадает. Мне жаль, Психея. Я пыталась задействовать все имеющиеся в моем распоряжении рычаги давления, но он отказывается вмешиваться.
От разочарования у меня подкашиваются ноги. Мне едва удается приземлиться на стул.
–Понятно.
–Этот молодой упрямый дурак по-прежнему считает, что может играть по своим правилам, а не погружаться в пучины, в которых обитаем все мы. Если дашь мне немного времени…
–Спасибо, но в этом нет необходимости.– Времени у нас нет. Сейчас Афродита, возможно, отдает приказ о следующем нападении. Она не из тех, кто легко переносит собственные промахи, а в ее глазах я дважды ее переиграла. Она не допустит, чтобы это случилось в третий раз.– Я разберусь.
–Психея…– Впервые на моей памяти в голосе матери слышится неуверенность.– Позволь мне помочь.
Ужасные слова так и норовят сорваться с языка.
Я бы не оказалась в этой ситуации, если бы Афродита не питала к тебе такую лютую ненависть. Я бы вообще не очутилась в Олимпе, если бы твои амбиции не были так сильны.
Но я не произношу их вслух. В конце концов, на мне лежит не меньше ответственности, чем на остальных участниках. Я могла поступить как Персефона и попытаться выбраться из Олимпа. Но никогда не ставила себе такую цель. Я тоже играла в эту игру и теперь должна играть лучше, чем прежде.
Потерпеть неудачу – значит умереть.
Я делаю медленный вдох.
–У меня все под контролем. Позвоню тебе позже.– Я вешаю трубку и, бросив взгляд в сторону Эроса, вижу, что он смотрит на меня.– Посейдон нас не поддержит.
–Шансы на успех были невелики, но я надеялся, что ошибаюсь.– Он замер, что, похоже, случается всякий раз, когда он напряженно размышляет, а в чертах его лица появляется холодность.– Я со всем разберусь.
–Эрос, нет.– Сила, рожденная неподдельной паникой, вновь наполняет мое тело.– Нет. Ты не можешь причинить вред своей матери.
–Я и не хочу,– с болью в голосе говорит он.– Но мы оба знаем, что она не остановится.– Эрос медленно качает головой.– Другого выхода нет. Время на исходе.
Я это знаю. С болью осознаю, как проносятся секунды.
–Эрос, прошу.– Я веду руками по его груди и обхватываю его лицо ладонями. Боги, кажется, сейчас расплачусь.– Я люблю тебя.– Сказать это сейчас – жестокий ход, коварный и бессовестный. Мне все равно. Я и не такое скажу, лишь бы не дать Эросу совершить эту ошибку. В конце концов, это правда.
Он совершенно застыл.
–Скажи еще раз.
–Эрос, я люблю тебя.– Слова легко срываются с языка. Я сжимаю его золотистые кудри.– Я люблю тебя.
Вид у него отчаянный.
–Я не шутил. Я правда этого недостоин.
–Любви все равно, достоин ты ее или нет. Она не требует условий, во всяком случае, не должна.
Он опускает руки мне на бедра.
–И в особенности я не достоин твоей любви.– Эрос судорожно выдыхает.– Но мне на это наплевать. Ты сказала это. Ты не можешь забрать свои слова назад.
Я ловлю себя на том, что улыбаюсь, хотя чувствую, будто мое сердце разрывается на части.
–Пожалуйста, не уходи. Прошу, дай мне время найти другой выход.– Воплотить замысел, который спасет Эроса.
Он накрывает мои ладони своими и убирает мои руки от своих волос. Целует одну ладонь, потом вторую.
–Я обещал оберегать тебя. Именно это и собираюсь сделать.– Он отпускает меня и отступает на шаг назад.– Иди в убежище и оставайся там, пока я не вернусь. Не открывай никому, кроме меня.
Я теряю его. А может, потеряла в тот миг, когда Посейдон вышел из игры. Не знаю, но чувствую, что Эрос ускользает, как песок сквозь пальцы, хотя стоит передо мной. Возможно, он считает себя монстром, но будь это правдой, он не смог бы так обо мне заботиться.
Если он навредит своей матери, потеряет то немногое, что осталось от его души.
Я не могу позволить ему это сделать, только не ради меня.
–Эрос, пожалуйста.
Он нежно меня целует. Поцелуй похож на прощание.
–В комнату безопасности, Психея. Пообещай мне.
–Обещаю,– говорю я еле слышно. Я солгала ему впервые с тех пор, как мы поженились.
Кивнув, он отпускает меня.
–Я ненадолго.
Стою на месте. Сердце замирает в груди, пока я смотрю, как он надевает пальто и ботинки. Звук открывающейся двери кажется особенно громким в тишине пентхауса. Я понимаю, что тихо веду отсчет.
–Один… два… три…– Досчитав до двадцати, заставляю себя сдвинуться с места.
