Она ткнула меня кулаком в бок.
–Привлеку за маскулизм.
–Не получится,– сообщил я.– Маятник качнулся взад.
–Уже?
–Только-только пошел,– заверил я.– Народ еще не заметил, но скоро всех тряхнет.
Она взглянула на часики, вздохнула.
–Пора. Хороший перерыв на обед, даже повязаться успела. Увидимся!.. Лежи, лежи.
Глава 2
Бадрутдин, Анка-пулеметчица и еще двое ребят во главе с Джамалом вовсю стараются, разрабатывая Устав и Программу движения меритократоров или мерикратов, как сами же сократили сразу. В инициативной группе вспыхивают жаркие дебаты, но у нас не семнадцатые годы прошлого века, когда во всех странах побеждали экстремисты, сейчас все наоборот, формулировки смягчаем и смягчаем, делая из мерикратов нечто вроде движения за всеобщее просвещение и повышение роли науки.
Трусы, все их пугает, хотя, конечно, так народу у нас будет чуточку больше. С другой стороны, в наше толерантное время, когда все боятся сделать лишний шаг или сказануть лишнее слово, радикальность привлекает самых безбашенных.
Это как вздох загнанной твари, когда умный человек не понимает, почему он должен во всем уступать дураку, вплоть до места на работе, квартиры и своей жены?
Я выслушал все варианты, мне докладывают, заглядывая в глаза, один из крупных спонсоров, я выслушал, сказал солидно и веско:
–Главное, постоянно доносите мысль, что хватит ученых загонять в подполье! Интеллигенция долго терпит, но больно бьет. Ученые тоже люди, они имеют те же права, что и простые люди.
Анка вскинулась:
–Должны иметь больше прав, чем простые!
–Это аксиома,– сказал я,– для нас, мы же сами не дураки и все понимаем. Но для простого народа самые большие авторитеты – актеры и спортсмены. Именно их поголовно выбирают в мэры и президенты. Да и в парламентах от них не протолкнуться!
Кто-то из группы Джамала сказал задиристо:
–Хотя интеллект видного спортсмена равен интеллекту черепашки из школьного зооуголка!
Заулыбались, довольные, я сказал твердо:
–Дорабатывайте Программу, финансирование движения будет обеспечено. У меня есть связи, люди на самом верху, им тоже осточертело пресмыкаться перед простым народом.
Оба посмотрели с недоверием.
–Насчет финансирования,– спросил Бадрутдин,– правда? Я больше рассчитывал на взносы. Ну и на некоторый донат.
–Не отказывайтесь,– велел я.– Пусть думают, что у нас такая массовая поддержка, на одном донате создаем и взращиваем. Хотя на самом деле потом и донат вырастет, когда очнутся. Я завтра же перечислю… ну, скажем, пару миллионов долларов…
Его глаза вспыхнули восторгом, я договорил чуть более строго:
–Но чтоб все расходы на контроль! До последней копейки.
–Конечно,– воскликнул он,– но с такой финансовой подушкой можно сделать так много!
Чтобы много сделать, подумал я невесело, нужны сотни миллионов, а не эти крохи. Конечно, могу перечислить и сотни, да и перечислю, но труднее будет не привлекать внимания органов.
Бадрутдин тяжело вздохнул.
–Помню, была серия «Жизнь замечательных людей». Оттуда я узнал о великих ученых, которые создали нашу цивилизацию: Аристотеле, Копернике, Ньютоне, Ломоносове, Павлове, да Винчи, Галилее…
Анка хмыкнула.
–Сейчас в этой серии писали бы о модных певцах-миллионерах, бойцах ММА, эскортницах… Это же лучшие представители нынешнего угасающего мира!
–Спасибо за идею,– сказал я.– Надо бы возродить серию. За финансами дело не станет.
Бадрутдин сказал скептически:
–А тираж куда? Сжигать или на переработку в картон?
–Можно отдавать бесплатно,– сказал я.– А издавать в дорогом и красивом оформлении.
–Купят за переплет,– прервала Анка.– Забыли, как собирали книги в коллекции, и требование было о неразрезанных? А раскрывать не будут.
Я развел руками.
–Ну тогда не знаю. Предлагайте. Чтобы поднять стаз ученых, пока в голову не лезет ничего лучше, как опустить всю эту пену шоу-бизнеса, казино и дурацкого спорта ниже плинтуса. Ну, туда, где им и положено быть…
Бадрутдин посмотрел на меня с подозрением.
–Ох, дорогой спонсор, посмотрите на себя в зеркало. Глаза горят, даже уши какие-то радикальные.
Я потрогал уши, все, вроде, в порядке, синхронизация не нарушилась, ответил недовольно:
–Предлагайте, что полегче. Но только реальное, а не благоглупости о том, что надо поднять престиж ученых. Просто скажи как.
Он вздохнул.
–Самый простой способ – опустить оппонентов, а не подняться самим.
–Ученые и так выше,– уточнил я.– Выше всех. Надо, чтоб поняли.
–Парень,– сказал я через двадцать секунд в другом месте и другому человеку,– ты что-то не понял очень важное…
Ствол пистолета смотрит ему в середину лба, расстояние двадцать метров, даже опытные стрелки часто промахиваются, это же не винтовка, но я цифровик, промахнусь, если только сам восхочу, и это, похоже, в моих глазах, потому что он застыл с поднятыми руками.
–Ты,– проговорил он побелевшими губами,– откуда…
–Парень,– сказал я честно,– я тебя не осуждаю. Сам временами такой. Но в обществе должна быть дисциплина… Или правила, назови как хочешь. И приходится вести отсев по уживаемости.
Он взмолился:
–Но если понимаешь…
–Понимаю,– согласился я,– но все же так не делаю, хоть и хочется.
–Тогда…
–Нет,– ответил я.
Его мышцы начали напрягаться, вижу замедленное начало прыжка влево, мой палец послушно потянул на себя спусковую скобу.
Он все же прыгнул, но пуля быстрее, рухнул на середину комнаты уже с дырой в середине лба.
Я с досадой сунул пистолет за пояс, ну что я оправдываюсь, прав абсолютно, это остатки той прошлой морали, которую создал мир, чтобы из горстки человечества вырастить огромную-преогромную толпу как необходимость для быстрого роста науки и технологий.
Сейчас пора ее отбросить и выйти из зоны комфорта, принять новую, более жестокую и неуютную реальность.
На лестничной площадке я вызвал лифт, вошел в кабину, камер нет, прекрасно, под ладонью силовой кабель легко ощутился через фанерную стенку, спасибо, дорогой…
Через пару секунд я вышел на другом конце города точно так же из свободной кабинки лифта.
Раньше в таких случаях на полу оставалась одежда, полиция с великим облегчением начинала искать следы ДНК, по базе данных можно сразу определись все, вплоть до адреса, да только не тот случай…
