Угольно-чёрные когти сверкнули прямо перед моим носом, в лапу врезалась острая боль, а по спине шваркнуло что-то тяжёлое. Я заревел и услышал, как в доме шаркают тапочки, как открывается дверь кладовки и появляется на свет охотничий карабин, зарядов нам всем хватит. Я попытался вывернуться, но Лом больно вцепился мне в шею и прижал к земле. Он всегда был самым сильным из нас.
Тапочки шаркали по коридору, легко неся мою смерть. «Медведь», девять миллиметров. Женщина называется! Толстый заметался у крыльца, будто забыл, куда бежать. Я забуксовал задними лапами, силясь вырваться, аЛом будто не слышал! Он ломал меня со звериным усердием и не собирался отвлекаться.
Грохнул выстрел. Ноздри мои тут же залепил запах крови, такой же слоёной: кстейку из мальчишки добавили медвежатинки. Уши заложило. Я мотнул башкой, оттолкнулся задними лапами, рванул вперёд, оставив уЛома в зубах кусок своей холки. По вибрации земли я чувствовал, что Лом бежал за мной. Ещё выстрел. Я перелез через забор и притаился в кустах.
Земля молчала. Никто не бежал, не дрался, только маленький крот в огороде усердно работал лапами. Женщина в тапочках спустилась с крыльца и рассматривала моих друзей. «Только не добивай, только не добивай!»– нашёптывал я про себя. Рыкнул, чтобы её отвлечь, и опять грохнул выстрел. Стреляли уже с улицы. Стреляли в меня. Сосед напротив услышал пальбу и прибежал на помощь. А я,такой осторожный обычно, и не заметил. Пуля прошла, едва не задев мою спину, я вскочил и рванул прочь. Я не видел, что случилось сТолстым иЛомом. Этот с ружьём гнал меня до самого дома.
Он и во двор за мной ворвался, но я нырнул в дровяной сарай, оттуда пробрался в котельную и через неё вошёл в дом.
Мать не спала. Она сидела в своей комнате и шелестела страницами журнала. Ждёт меня. А ятакой… Увидит – сама пристрелит. Я потихоньку прокрался на кухню, кое-как протиснулся в подпол и притаился там среди банок с компотами.
На огурцы напала плесень, а наглая мышь, на которую мать уже полгода расставляет мышеловки, подгрызала бочку с капустой. Я сказал ей: «Доживу до зимы, кота возьму. Чтоб здоровенный был, как росомаха!» Звуки получились странные, как будто большая собака то ли рычит, то ли мурлычет, то ли пытается сказать «мама». Мышь убежала. Наверху пахло мыльной водой и жжёной пылью: мать только закончила мыть посуду и выключила телевизор. В кухне на столе валялся пучок свежесрезанной зелени и забытый хлеб.
А этот с ружьём не ушёл! Он хлопнул дверью, он ворвался в мой дом и долго-долго что-то говорил матери. Она отвечала, судя по всему, не соглашаясь, он убеждал и носился по комнатам туда-сюда, будто что-то искал. Меня искал. А мать, наверное, не верила, что в её доме целый медведь сидит в подполе, свернувшись в три погибели. Таких безбашенных в природе не бывает. Они спорили и ходили по дому туда-сюда, наверное, целый час, я даже задремать успел.
Проснулся от холода: уже человеческое тело продрогло на земляном полу. Потихоньку вылез из подпола и перебрался к себе. Ох влетит кому-то с утра!
Думаю, мать тогда и догадалась, что я больше не я. Это если в книжке читать – не верится, а если у тебя под носом шастает зверь, а сын где-то ходит лунными ночами, а потом оставляет в квартире тонны шерсти, а во дворе – следы, если полдеревни видели медведя, который прибежал к тебе… Думаю, тогда мать и догадалась.
…Она растолкала меня только в обед и, не говоря ни слова о минувшей ночи, велела собираться.
–К дедушке поедешь на недельку. Меня опять в командировку гонят.
Ездить к деду я тогда любил. У него совсем маленький домик в посёлке за речкой. Мать всё хочет забрать деда к нам. Но он отбрыкивается, говорит, что пока сам способен за собой проследить. Живёт один, с собакой. У него много книг про охоту и русская печка на полкомнаты, у нас такой нет. Мне нравится сидеть на печке даже летом и читать какой-нибудь фолиант про охотников и зверей.
Я быстро собрался, выскочил во двор, где дядя Коля уже заводил мотоцикл. Мать сидела в коляске. Я дал ей свой рюкзак, сам запрыгнул дяде Коле за спину, и мы помчались. Пролетая мимо дома Толстого, я подумал, что неплохо бы зайти узнать, как он там. ИЛом тоже. Но отчего-то я постеснялся просить дядю Колю. А удеда выяснилось, что зря.
Мы вошли, и на меня тут же выскочила Найда, диван ходячий. Когда-то она была настоящей охотничьей лайкой, но пятнадцать лет любви к пирогам сделали из неё пародию на собаку. Она выкатилась на порог, чтобы облаять меня но, увидев, села на хвост и замерла с открытой пастью. Я наклонился её погладить, но Найда взвизгнула и драпанула прочь, унося колбасное тело на коротких кривых лапах.
–Найда, ты чего?– Дед изумлённо проводил её взглядом и подозрительно уставился на меня:– Чего псину пугаешь? Ну заходи, заходи, я её привяжу. Стареет, чудить стала последнее время. Всё как у людей…
Он прошёл мимо нас во двор, а мать проводила меня в дом и стала прощаться, ссылаясь на свою командировку.
–Да! У меня кое-что для тебя есть,– и достала из-за спины ноутбук.
Я даже глаза протёр от удивления. Эта штука во всей деревне была только уТолстого. Его мать держала ларёк, и какой-то сто первый знакомый поставщик ей уступил ноутбук за приемлемую цену. Ну как приемлемую – моей матери год пришлось бы работать.
У меня в руках оказалась чёрная плоская штука с кучей проводов и мышкой, а яне знал, с какого конца за неё хвататься. Да можно ли? Крышка была не новая: на чёрной поверхности белые катышки клея. УТолстого на этом месте прилеплен пластырь, где ручкой выцарапано «Саша»… Меня как током ударило. Я ковырнул катышки клея, нашёл ещё царапину на корпусе и следы собачьих зубов на проводах…
–Ма-ам…
–Сашина мама просила тебе передать…
Я развернулся и рванул к двери. Мать меня опередила: поднырнула под рукой и встала, заслоняя собой дверной проём:
–Сиди дома. Пожалуйста… Я знаю, тебе тяжело, но жить-то надо. Дед за тобой присмотрит.
У меня защипало в носу. Толстый был мой друг. Я не помню дня без него, даже в детском саду. Когда я болел, Толстый забегал ко мне. Он всегда знал, что я пялюсь в окно на его двор, и показывал что-нибудь смешное… Я вдруг понял, зачем эта ссылка к деду, и взвыл:
–Почему ты сразу не сказала?!
–Я думала, ты знаешь.
Знаю! Знаю же! Я видел, я слышал. Просто успел привыкнуть, что раны у нас легко затягиваются. Я не думал, что будет так…
–А ты?! Ты сама…
–А я считаю, что тебе сейчас лучше побыть с дедом, пока всё утрясётся. Ты же знаешь Сашину бабушку: вы, «дружки-хулиганы», всегда у неё будете виноваты. Незачем тебе сейчас это выслушивать. Я вернусь, и мы поговорим. Она стояла, подперев собой дверь, и ждала, пока я проревусь и хорошенько разобью кулаки о стену. Я ревел и лупил стену, мать стояла у двери, чтобы я не сбежал. Было противно, что она это видит. Я вскарабкался на печку и отвернулся к стене.
Я смотрел на обои (у нас такие же), и мне казалось, что ничего на самом деле не было. Что вот сейчас я услышу за спиной шаги Толстого: он потопчется, подкрадётся и рявкнет в ухо: «Рота, подъём!»
