Самый простой способ – запереть. Даже если оскорбленная Жозе-фу настучит маме (хоть это и непедагогично), мама не станет срываться из Парижа только для того, чтобы поучить детей правилам хорошего тона… Она просто закажет по Интернету обратные билеты в Москву на завтра. И полетит начинающий оперативник Александр Уткин, как фанера над Парижем, прямехонько домой. И не дотянет до конца тура, не раскроет дело вандалов… Сашка мысленно дополнил название учебного пособия, которое он обязательно напишет, когда сам станет взрослым. Теперь оно звучало так: «Как избавиться от гувернантки, не рассердив маму?»
Способ второй – испытан. Один из воспитанников должен притвориться больным, чтобы переключить на себя гувернанткино внимание. Тогда второй воспитанник может спокойно… стоп! Опять не то. Помнится, когда воспитанник Тонкий прикидывался больным, его разоблачили, заперли в наказание, а сами ушли гулять с воспитанником Ленкой. Правда, воспитанник Тонкий в тот день вылез через номер Булщита и обрел свободу…
Если бы Тонкий был ученым или хотя бы учился в физико-математической школе, он бы крикнул: «Эврика!» Но Сашкина любимая школа была самой обыкновенной, поэтому он ничего не крикнул, а только натянул на уши одеяло и, довольный, собрался уснуть. Задача была решена! Тонкий подумал и присудил себе Нобелевскую премию за такой сложный научный труд.
Завтра он будет ужасно себя вести! Не настолько ужасно, чтобы Жозя настучала маме, но настолько, чтобы заперла его в номере. Одного. Тогда он вылезет испытанным путем…
С утра Тонкий первым делом устроил потоп: вдохновленный своим планом, он так активно умывался, что забрызгал всю ванную и Ленку, которая на пятой минуте начала ломиться в дверь – тоже хотела умыться. Жозе-фу посмотрела, брезгливо стряхнула воду с ботинок, но ничего не сказала.
Вторым делом Сашка свистнул Жозины бигуди и накрутил косматый коврик у кровати. Жозе-фу сдержанно хихикнула, покачала головой и без тени сердитости велела убрать. Что за народ, эти взрослые! Когда нечаянно делаешь что-нибудь не то – они и в номере одного запрут, и пригрозят маму выписать из Парижа; а когда злишь их нарочно…
Уже спустились к завтраку, а Тонкий до сих пор не заработал себе наказания.
Жозя принялась пичкать воспитанников овсянкой, хотя на большом «шведском» столе было полно всякой вкусноты. Да еще и удивлялась:
– Александр, почьемью ви пльохо едьите?
Тонкий помешал ложкой противную овсянку, подумал о законах подлости и… Нет, поймите правильно: в последний раз Александр Уткин позволял себе такие игры в младшей группе детского сада, но что прикажете делать, когда… Он зачерпнул полную ложку и… Шлеп! – прямое попадание Ленке в глаз овсяной кашей. Ну, теперь-то его накажут?!
Приговор последовал, и наказание тоже, но не от гувернантки. Обиженная сестренка с криком «Дурак!» нахлобучила Сашке на голову свою тарелку со всем, что в ней осталось. Тонкий меланхолично скосил глаза: по челке на нос полз комок овсянки. По левому уху, кажется, тоже. По правому точно, потому что все посетители справа от Сашки разразились хохотом и громкими комментариями на разных языках. И за шиворот попало.
«Ленка тоже плохо ела за завтраком, – с возмущением подумал Тонкий. – А замечание сделали только мне». Но самое обидное, самое противное было то, что Жозя тоже смеялась! Она покатывалась на стуле, деликатно промокая глаза салфеткой, и, кажется, не думала сердиться на воспитанника.
– Александр, – мурлыкнула она, просмеявшись. – Никьогда не лезьте к девьочкам! – Помолчала и добавила: – Себье дорьожье!
Подбежал официант и стал цинично соскребать с Сашки кашу столовой ложкой. Зал ухохатывался, и Ленка с Жозефой – тоже. Самолюбие начинающего оперативника Александра Уткина было так задето, что унять его боль могло только успешное расследование дела вандалов. «В конце концов, – попытался успокоить себя Тонкий, – день только начался».
Вернувшись, он обвел номер цепким взглядом отпетого хулигана: как бы так набезобразить? На этот раз Тонкий решил действовать наверняка. Хулиганить – так по полной программе, чтобы не ждать пощады от гувернантки.
Кстати, Жозефа с Ленкой уже собирались на очередную экскурсию и поторапливали Тонкого. Ленка, забившись в кресло, красила ногти, Жозе-фу была в ванной. Дверь она не закрыла, и Тонкий видел, что гувернантка орудует расческой, а на полочке над ее головой стоит стакан с непонятной розовой жидкостью. Какой уж там секрет красоты мадемуазель Жозефы хранил стакан – полоскание, протирку или примочку, не суть важно. Больше всего Тонкому подошел бы кетчуп, но и розовая жидкость годилась.
Расчет был точен, действия – молниеносны. Одним прыжком Тонкий подскочил к Жозе и с криком «Ура!» толкнул гувернантку под локоть руки, держащей расческу. Рука взлетела вверх и встретила полочку. Полет проходил нормально: теперь стартовали разделяющиеся боеголовки, то есть маленькие кусочки мыла, подушечки с шампунем, какие-то кремы. (Все это добро каждый день клала горничная из расчета по маленькой упаковочке того-другого на постояльца.) Стакан солидно взлетел на полметра, завис, подумал и вылил розовую жидкость на голову Жозе. Посыпались «боеголовки».
Видели на картинке русалок? Такие, с мокрыми волосами, рыбьим хвостом, леденящими душу глазами… Так вот, Жозе не хватало только рыбьего хвоста, все остальное было на месте. Секунду-другую она хватала ртом воздух, как русалка, выброшенная на берег, но быстро пришла в себя:
– Александр! – рявкнула она. – Вьи испортить мнье прьичьеска!!!
Тонкий гордо кивнул: да, проделана именно такая работа. А что мне теперь будет? Гувернантка молча сжимала кулаки. С мокрой челки капало ей на платье. Розовая жидкость сильно пахла мятой.
– Марш в пастьель! – рявкнула Жозя. – Спать!
– Только что встали… – попробовал возразить Тонкий.
– Считать овьец! – посоветовала Жозе-фу. – Верньемся, скажьете, сколько насчитали! Я провьерю!
Тонкий пожал плечами и стал укладываться. В конце концов, чего хотел, он добился: Ленка с Жозей сейчас уйдут и запрут его одного, дальше – дело техники. Лишь бы Патрик оказался в номере. Интересно, Жозя и правда знает, сколько овец можно насчитать за три часа (или на сколько они там уходят?), и может проверить, считал их Сашка или нет?
У Тонкого было полно времени, пока гувернантка с Ленкой собираются, и он стал вычислять, с какой скоростью засыпающие люди считают овец. Лег, засек время… Первые две овцы проскочили быстро, наверное, по секунде на каждую. Третья была старая и нерезвая, на нее ушло две секунды.
Разговоров не было слышно. Только возня Ленкиных и гувернанткиных сборов: «Шарк!» – Ленка застегнула «молнию» на сумке, «Цок-цок!» – Жозя надела туфли. «Бум! Чик-трак!» – все ушли и заперли Сашку одного.
Он откинул одеяло и стал нетерпеливо созерцать потолок. Он мысленно рисовал себе, как Жозефа с Ленкой ждут лифт, едут вниз, выходят на улицу, садятся в автобус. Как ждут опаздывающих. Долго ждут. Как автобус наконец стартует… Пора!
